Михаил Трофименков - Культовое кино [litres]

Но самое, пожалуй, интересное в фильме – это семья Мишель. Микрокосм большой европейской – даже и в геополитическом смысле – семьи.

Папа – серийный убийца. Воплощение, если угодно, колониального и нацистского прошлого Европы тех блаженных лет, когда реализация садистских импульсов была делом чести, цивилизационной миссией.

Мама – поваленный гроб, меняющая жиголо как перчатки. Подозрительно напоминает недавно скончавшуюся мадам Бетанкур, тратившую миллионы своего отца-нациста на юных любовников.

Сын – ничтожество, усвоившее все корректные нормативы. Единственную работу, на которую он, очевидно, способен (само собой, в «Макдоналдсе»), он бросает, потому что у него сломалась машина. А ездить в метро никак нельзя: там воздух экологически грязный. Удивительно, как Верховена не затравили за самый смачный штрих к портрету этого юноши: он в упор не замечает, что его подруга родила чернокожего ребенка.

Любовник, которого Мишель завела, судя по всему, только потому, что в ее кругу принято иметь женатых любовников, и которого она не моргнув глазом сдаст его жене, как поколение ее дедушек-бабушек сдавало немцам евреев. Ну, еще ради той же пикантности, ради которой она исподтишка увечит его машину.

Ну и, наконец, бывший муж. Писатель-интеллектуал: этим все сказано.

Печалит одно. Верховену под восемьдесят, и он последний, кто говорит миру правду в глаза. Есть, конечно, в Америке еще и Ноам Хомский, но ему, вообще, под девяносто. Впрочем, мир, кажется, искренне не понимает, что говорит ему гениальный голландец.

Статья написана в соавторстве с Мариной Кронидовой.

Статья написана в соавторстве с Мариной Кронидовой.