Демиен Милкинз - Портрет короля. Книга для тех, кто силится понять современное искусство или, чего доброго, стать великим художником

Представьте себе человека, живущего в небольшом египетском городке на излете Древнего царства. Такое поселение обычно насчитывало около четырехсот жителей, и социальное расслоение здесь очень заметно. Ты уже можешь не знать каждого горожанина в лицо. У тебя есть конкуренты в твоем деле. Лучшие «куски» здесь не всегда достаются самому сильному и отважному. Хлебные должности могут передаваться по наследству, а некоторые добиваются их интригами и коварством. С другой стороны, даже крестьянин, имеющий соответствующий талант и усердие, имеет возможность выучиться, например, на писца, что переведет его в более высокую социальную категорию. А в довершение всего время от времени ты обязан отбывать священную трудовую повинность на строительстве царских усыпальниц. И в этот момент ты становишься частью многотысячного трудового коллектива строителей пирамид.

В общем, социальное пространство очень сильно расширилось, и появилось больше возможностей перемещения внутри него как в одну, так и в другую сторону. При этом перед людьми встала необходимость избежать общественного хаоса, связанного с бесконтрольным перемещением людей внутри социума. Что будет, если все крестьяне вдруг захотят стать писцами, жрецами, купцами или военными? И для того, чтобы люди не могли самовольно покидать отведенные им социальные ячейки, были придуманы законы, регламентирующие все возможные виды подобных перемещений.

Однако законы законами, но желание каждого отдельного человека жить лучше, чем он живет в каждый конкретный момент времени, никаким юридическим документом отменить невозможно. Между тем любое общественное устройство только тогда будет устойчивым, когда большинство составляющих его членов будут искренне убеждены в справедливости занимаемого ими положения. На этот вызов во все времена человечество отвечало примерно одинаковым образом – смещением верхней границы социального пространства за пределы физического мира. Мир земной объединялся с миром божественным, а соответственно, и законы, которыми этот объединенный мир регламентировался, наделялись божественным происхождением. Таким образом, любой потенциальный преступник был виновен уже не перед конкретным бригадиром, начальником, наместником или фараоном, а непосредственно перед высшим божеством.

А что же искусство? Перед ним была поставлена новая задача. Отныне искусство было обязано, помимо зримых образов незримого мира, показывать еще и зримые образы социальной структуры мироздания, в которой каждый человек, в строгом соответствии с божественной волей, находился на том самом месте, на котором ему надлежало пребывать.

Сельскохозяйственные работы. Фрагмент росписи гробницы

Теперь давайте рассмотрим картины жизни влиятельного сановника, которыми украшены стены его поминального зала, под этим новым углом зрения. Итак, что же здесь видел человек минус двадцать первого века? Прежде всего, он смотрел на карту общественного пространства египетской цивилизации. В лице хозяина этой гробницы он видел своего потенциального агента, а если повезет, то и проводника в мире мертвых. Ведь рисунки на стенах убедительно доказывали, что этот господин при жизни был очень богатым и влиятельным человеком. А стало быть, он сможет замолвить словечко перед хозяевами божественного мира, если пришедший в этот поминальный храм принесет его владельцу щедрое подношение. Помимо этого, он видел структуру общества, основанную на покорности начальству и максимально прилежном исполнении каждым установленных ему обязанностей. Он видел рабов и слуг покойного господина, смиренно выполняющих свою работу. С другой стороны, он видел, что тот, перед кем слуги выказывали эту рабскую покорность, в свою очередь, выказывал точно такую же покорность по отношению к фараону, а фараон – по отношению к верховному божеству. И видя всё это, человек невольно смирялся со своим положением внутри того социального пространства, в котором никакого другого пути к бессмертию для него предусмотрено не было. Он оставлял подношения своему потустороннему попечителю и с легким, преисполненным надежд сердцем покорно шел исполнять предназначенный ему труд.

Итак, второй критерий гласит:

произведением изобразительного искусства можно считать изображение, демонстрирующее верхнюю и нижнюю границу социального пространства, желательно раздвигающее эти границы за пределы физической жизни.

Если рассмотреть с этой точки зрения живопись христианской Европы, мы также увидим множество соответствий нашему второму критерию. В частности, одним из самых распространенных примеров могла бы служить нескончаемая череда картин, написанных на сюжет поклонения младенцу Христу. Здесь и «Поклонения волхвов», и «Поклонения пастухов», и, конечно же, всевозможные «Поклонения святых» (очень часто в компании с заказчиками картин).

Джентиле да Фабриано. Поклонение волхвов. 1423

Для нашего расследования этот сюжет еще и тем хорош, что в этих произведениях присутствуют оба критерия настоящего искусства. С одной стороны, здесь изображено рождение в мир Бога, Который пришел победить ад и отменить смерть. То есть зритель, глядя на эти живописные полотна, убеждается в том, что другой мир действительно существует и стена между этим миром и миром нашим разрушена. С другой стороны, на этих картинах очень часто изображена вся структура тогдашнего общества. Как правило, это пышные процессии, состоящие из представителей всех социальных слоев, которые, несмотря на все свои имущественные и сословные различия, вместе с ангелами смиренно преклоняют колена перед Божественным Младенцем.

Или другой пример – Уилтонский диптих, написанный около 1395 года неизвестным художником по заказу несчастного английского короля Ричарда II. Этот монарх был крайне неудачливым правителем. Никто, в том числе и он сам, не ожидал, что ему доведется стать королем, и поэтому Ричард не был готов к этому тяжкому бремени. Достаточно образованный и достаточно тонкий человек, он тем не менее не видел всех нюансов политической борьбы. Он покровительствовал искусствам, но совершенно не умел воевать. Неудивительно, что, на свою беду, он так и не сумел заручиться поддержкой ни одного слоя тогдашнего английского общества. И вот, незадолго до своего низложения, он заказывает прекрасное произведение искусства, служившее ему во время заточения походным алтарем.