Демиен Милкинз - Портрет короля. Книга для тех, кто силится понять современное искусство или, чего доброго, стать великим художником

Таким образом, получается, что стены Овидиева зала были украшены не полупорнографическими картинками, но аллегориями грядущего абсолютистского социального пространства Западной Европы, в котором монаршая особа, являясь проекцией высшего божества, имеет право и даже обязанность поступать со своими подданными таким образом, каким только пожелает. При этом никакой ответственности ни перед кем, в том числе перед оставившим этот мир на ее попечение Господом, августейшая особа не несет. А лица подданных должно беспрестанно озарять то выражение, которое мы видим на лице оплодотворенной Леды, с умилением и благодарностью смотрящей вослед улетающему божественному любовнику. Ибо что бы ни сотворил с тобой верховный земной властелин, в конце концов это, безусловно, пойдет к твоей вящей пользе.

Другой картиной, мимо которой мы никак не можем пройти, разбирая этот важнейший период – эпоху Возрождения, вне всяких сомнений, является «Поклонение волхвов» кисти Сандро Боттичелли. Для начала, как обычно, давайте попытаемся найти на ней заказчика. Как мы помним, в любую из предыдущих христианских эпох его следовало бы искать в образе какого-нибудь святого или скромного пастушка, заглянувшего на огонек Вифлеемской звезды. Ну а если это был уж совсем нескромный человек, то в образе одного из волхвов. В крайнем случае он мог быть изображен и в своем собственном обличии, коленопреклоненно умиляющимся сиянию, исходящему от младенца Христа. Чего-то подобного еще и потому следовало бы ожидать, что картина была написана для алтаря погребальной часовни заказчика, расположенной в базилике Санта-Мария-Новелла.

Сандро Боттичелли. Поклонение волхвов. Ок. 1475

Однако ничего этого мы здесь не видим. Подавляющая часть холста плотно заставлена представителями нескольких поколений правящего флорентийского дома Медичи, а также прочими тогдашними знаменитостями. Сам же Гаспаре ди Дзаноби дель Лама изображен в правой части картины скромно стоящим в толпе придворных. И похоже, что ни святой Иосиф, ни Пресвятая Дева Мария, ни само чудо сошествия в мир младенца Христа его нисколько не интересуют.

Ведь если бы этот человек данным произведением искусства хотел показать нам, что главной заслугой своей жизни он почитает христианскую добродетель, то, наверное, он поступил бы так же, как и все его многочисленные предшественники: попросил бы художника изобразить его одним из участников этой священной истории, что делало бы его лицом, состоящим в свите Святого семейства. Он же счел, что для него гораздо важнее быть изображенным в виде одного из многочисленных подданных совсем другой семьи – правящей флорентийской династии Медичи.

Взгляд Гаспаре не направлен на Христа; мало того, он даже не направлен на его патрона, близостью с которым он, очевидно, так гордится. Вместо этого он смотрит прямо нам в глаза; его взгляд как бы говорит: «Посмотрите, это я – Гаспаре ди Дзаноби дель Лама, видите, в обществе каких великих людей я стою… И эту картину именно я заказал. И она будет великим памятником моему социальному положению и моим великим даром этому святому семейству». Ну и в придачу, на тот случай, если мы вдруг не поймем, кто здесь за всё платит, он еще и ненавязчиво показывает на себя пальцем.

Ну что же, давайте рассмотрим поближе это «святое» семейство. На картине изображены три поколения Медичи: легендарный Козимо Старый, сын основоположника династии, его дети, Пьеро и Джованни, и его внуки: Джулиано и столь же легендарный Лоренцо Великолепный. Первое, что бросается в глаза, – тот очевидный факт, что настоящее Святое семейство не только не входит в круг интересов заказчика картины – оно, кажется, совсем не интересует и представителей славного банкирского дома. Ведь почти никто из них не смотрит в сторону Богоматери и младенца Христа. Коленопреклоненный Козимо вроде как выказывает некое почтение Божеству, однако, судя по выражению его лица, всё это для него лишь формальность. Его дети, Пьеро и Джованни, в этот момент заняты обсуждением лежащей у их ног короны. «Вот корона лежит, – как бы говорит младший брат, – это, случайно, не твоя?» – «Моя? – как бы переспрашивает старший. – Нет, это, наверно, Христа, Он же вроде у нас Царь царей…» Здесь же, в пророческой задумчивости, но тоже не глядя на свершающееся чудо, стоит сын Пьеро – Джулиано. Уже совсем скоро он будет заколот вероломным убийцей.

В левой части картины мы видим другую группу игнорирующих Христа персонажей. Это гордо задравший нос и небрежно скрестивший руки на своем мече Лоренцо Великолепный (на момент написания картины правитель Флоренции), его друг поэт Анджело Полициано, а также надменно объясняющий патрону истинную суть происходящего один из главных создателей идеологии Возрождения – мыслитель и философ Пико делла Мирандола, человек, из-под пера которого вышли такие, например, строки:

Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю.

А теперь представьте себе такую невероятную ситуацию. Допустим, кто-то изобрел машину времени, и вы выиграли в лотерею возможность стать одним из тридцати людей, которым посчастливилось увидеть новорожденного Иисуса. При этом вы, допустим, ну не прямо фанатически, но все-таки достаточно верующий человек. И как вы думаете, могли бы вы проглядеть этот момент, потому что задумались о чем-то или вдруг решили поговорить с братом о том, чья корона лежит у вас под ногами? Ну и наконец, сочли бы вы этот момент подходящим для того, чтобы скорчить равнодушную и надменную физиономию и, вместо того чтобы благоговейно ловить каждый миг этого великого чуда, выслушивать философские штудии вашего юного спутника? Согласитесь, что-то должно быть не так с вашей христианской верой для того, чтобы такое поведение в этот момент показалось вам вполне уместным. Однако в описываемые времена для данной семьи подобное отношение к христианской религии, к сожалению, не было чем-то из ряда вон выходящим. И виной всему была сама католическая церковь.

На протяжении тысячи лет Средневековья католическая церковь являлась абсолютным монополистом западноевропейского духовного мира. Огнем и мечом она закрепила за собой право отождествляться с самим Христом. И если ты смел высказывать недовольство законами, по которым она была устроена, или даже персонально кем-то из высшего духовенства, в тот же момент ты становился врагом и самого Христа.