Демиен Милкинз - Портрет короля. Книга для тех, кто силится понять современное искусство или, чего доброго, стать великим художником

Чимабуэ. Маэста – Мадонна на троне. 1280—1285

Ну и что же мы видим у Боттичелли? Кто здесь изображен в глубине композиции и визуально представляется фигурой меньшего размера, а кто, в золотом плаще Юпитера, гордо вздернув нос, вызывающе глядя прямо в глаза зрителю, самодовольно красуется в первом ряду? А это создатель шедевра – сам великий Сандро Боттичелли. Думаете, это случайность? Нет, нет и еще раз нет… Таким образом творец земной указал Творцу Небесному то место, которое Он отныне должен занимать.

Ну что же, пришло время переходить к тем выводам, которые нам удалось сделать, столь подробно изучая эпоху Возрождения. Итак, эпоха Ренессанса – это та точка, в которой, быть может в первый раз в человеческой истории, изобразительное искусство изменило своему главному назначению – подтверждать существование верховного Божества, имеющего власть над жизнью и посмертием человека, – с одной стороны, в угоду самодостаточной красоте изображения, с другой стороны, идя на поводу у изменившего свои предпочтения заказчика. В результате социальное пространство, в котором было суждено жить человеку Нового времени, начало постепенно сужаться до размеров только земной жизни, всё больше вытесняя из общественного мировоззрения божественную, иноматериальную составляющую.

И здесь хотелось бы сделать одно очень важное отступление. Дело в том, что эпоха Возрождения, несмотря на то что формально продолжалась всего несколько десятилетий, всё же имеет все права называться эпохой – хотя бы на том основании, что с этого момента социальное устройство, по крайней мере европейской цивилизации, переменилось самым радикальным образом, и эти изменения сохраняются по сегодняшний день. В этой точке исторического процесса произошел надрыв, который в последующие времена только расширялся. Впервые в человеческой истории некоторая часть общества, при этом самая образованная и могущественная, добровольно расторгла завет с высшим существом, заключенный еще нашим неандертальским кузеном. Ведь процесс изгнания Бога происходил не только в стенах галереи Уффици, и, уж конечно, он не остановился на одном лишь изгнании с холстов. Медленно, но неуклонно область божественного изгонялась сначала из мировоззрения правящего класса, а затем, по мере постепенного повышения общего уровня жизни, и из мировоззрения среднего европейца.

Впрочем, не нужно думать, что этот процесс, как и все остальные описываемые в этой книге исторические процессы, протекал быстро и осознанно. Мало того: не стоит думать, что процессы, связанные со взаимоотношениями человека и Бога, трансформируются в полном соответствии с хронологией и периодизацией, обозначенными в учебниках по каким бы то ни было научным дисциплинам. Да, мы можем довольно точно сказать, когда каменный век сменился медным, а медный – железным и когда одна общественно-экономическая формация сменилась другой. Тем более мы довольно точно знаем, когда, где, как и почему один большой стиль в искусстве сменялся другим. Но вот что касается отношений человека с Богом, здесь могут быть такие захлесты и диффузии, что, боюсь, вряд ли тут может идти речь о какой-либо четкой периодизации. Ну и, уж конечно, взаимоотношения эти особенно усложняются после точки Возрождения.

Вся путаница происходит из-за того, что, когда мы говорим «человечество», нам, как правило, представляется нечто достаточное цельное, – по крайней мере, когда речь идет о таких масштабных явлениях, как общественно-экономические формации или крупные художественные стили. Действительно, бóльшую часть истории так и было, но по мере усложнения всех процессов человеческой жизнедеятельности многие социально-религиозные, а значит, и мировоззренческие, а значит, и художественные течения стали наслаиваться друг на друга и на протяжении достаточно больших промежутков времени существовали одновременно. Не нужно думать, что с окончанием, например, романского стиля он был немедленно заменен готическим, а тот, в свою очередь, тотчас перестал существовать, как только молодой ученик мастера написал ангела на картине своего учителя. В ту самую минуту, когда надменный гений Боттичелли внес последний штрих в свой живописный манифест, прекрасный романский собор Дуомо ди Пиза не рассыпался в прах, великие фрески Джотто не осыпались со стен капеллы Скровеньи, так же как никуда не исчезли и византийские мозаики Палатинской капеллы. Потому что, несмотря на изменившееся мировоззрение образованной прослойки общества, никуда не делась потребность остального человечества чем-то поддерживать свою надежду на загробное существование.

Мало того: всё это разнообразие стилей и соответствующих им мировоззрений прекрасно дожило и до нынешнего дня. И сегодня огромное число христиан продолжает обладать, если можно так выразиться, средневековым, возрожденческим либо барочным религиозным мировоззрением.

Другими словами, простых, глубоко верующих людей, во все века составлявших львиную долю населения, наступление Ренессанса, барокко, рококо и так далее практически никак не задевало. Все эти большие стили и революционные идеи были игрушками достаточно тонкой прослойки высшего общества, а населения касались только тогда, когда изменившееся мировоззрение власть имущих стучалось в их дверь тяжелым сапогом сборщика налогов, рекрутера или вражеского солдата.

Всякому хорошо учившемуся в школе известно, что вслед за эпохой Возрождения через тоненькую прослойку не создавшего особых шедевров маньеризма наступает эпоха следующего большого художественного стиля – барокко. Из тех же учебников мы узнаём, что барокко, являясь прямым продолжением эпохи Возрождения, очень плотно занималось разработкой идеи о человеке как центре мира. Именно наполненный противоречивыми страстями человек становится главным фокусом внимания для художников того времени. Подчеркнутая телесность, красота, мощь и динамика, выраженные как в образах мускулистых, пышущих здоровьем тел персонажей, так и в выборе максимально пафосных героических сюжетов для своих картин, – вот те признаки, по которым мы безошибочно определяем произведения художников, работавших в этом стиле. И причиной стало изменившееся мировоззрение знатного человека того времени, которое потребовало изображать его ни много ни мало вершащим судьбы мира богоподобным героем. Заказчик вдруг захотел выглядеть человеком, обладающим в каком-то смысле почти божественными полномочиями. Помните того же Людовика XIV – «короля-солнце»: он же почти напрямую отождествлял себя с Аполлоном. И таким образом этот земной владыка великолепием своего золотого сияния как бы заслонял тот золотой свет, с помощью которого прежде было принято изображать непостижимый и недосягаемый божественный мир.