Владимир Гопман - Любил ли фантастику Шолом-Алейхем? (сборник)

Второе путешествие Морриса по Исландии состоялось в 1873 г. На этот раз писатель находился совсем в другом состоянии – не было ни уныния, ни мыслей о смерти. Он с восторгом смотрел на пустыни, голые безжизненные пространства, наслаждался мощной первозданностью природы.

В последних семи романах Морриса содержатся многие идеи и образы «Вестей ниоткуда» – прежде всего, идеи утопические. Но в этих романах отсутствует идеологизированность, лекции по политике и экономике мира будущего. Сходство в том, что во всех этих книгах, как считает К.Силвер, мы видим движение от личностного отчуждения и социальной разобщенности – к единству, гармонии в душе человека и в обществе [108] .

Последние романы Морриса – не только продукт воображения писателя. В те годы круг его чтения составляли преимущественно исследования по фольклору и мифологии – прежде всего, труды братьев Гримм, чья деятельность на поприще филологии как основоположников мифологической школы в фольклористике известна куда меньше, чем собирание и издание ими немецких народных сказок. Моррис изучал работы по истории, языку и литературе народов стран Северной Европы (прежде всего, Исландии), а также Ирландии, не раз удивляя своими познаниями ученых различных гуманитарных областей, к которым он обращался за консультациями.

Герои последних романов Морриса – не выходцы из аристократических слоев, это чаще всего простые люди, решительные и мужественные. В них храбрость соединяется со смирением и мудростью. Нередко они покидают родные места (точнее – вынуждены сделать это), отправляются в странствия. Какие испытания ни выпадают на их долю, они остаются верными кодексу чести.

Первые два романа, «История Дома Сына Волка и всех кланов Чети» и «Корни гор», представляют собой квазиисторическое повествования, происходящие, по всей видимости, в средневековой Европе. Герои имеют реальные этнические прототипы – это готы, кельты, древние германцы, римляне. Поскольку для англичан Европа континентальная, романизированная была предметом неприязни, то римляне-захватчики у Морриса предстают в непривлекательном свете, в отличие от готов и древних германцев, изображенных с явным сочувствием. Люди Чети в первом романе показаны мужественными, решительными, любящими свою родину и готовыми сражаться за ее свободу воистину до последней капли крови.

Во втором романе действие развертывается на триста лет позже действия перового романа. Герои сражаются уже не с римлянами, но с карликоподобными темнолицыми гуннами. Гунны у Морриса воплощают многие дурные свойства викторианского общества, потому писатель описывает существующее у них машинное производство (что есть очевидное фантастическое допущение, поскольку гунны, о чем Моррис, разумеется, знал, были кочевым племенем), зачатки разделения труда, даже проституцию. Причина, по которой Моррис столь недоброжелательно отнесся к историческим гуннам, очевидно, та же, по какой в первом романе в отрицательном свете показаны римляне. В свое время (4–5 вв.) гунны покорили некоторые германские племена, заставив их (что наиболее заметно в период правления Аттилы) вступать с ними в военную коалицию.

Последующие романы построены более сложно, они более фантастичны, даже таинственны.

В этих романах действие развивается в условном пространственно-временном континиуме – «где-то и когда-то». Одна из основных особенностей создаваемых Моррисом миров в том, что в них существует волшебство, магия, сверхъестественное. Они присутствуют в жизни описываемых миров как естественные и обязательные компоненты бытия. Реальное в повествовании сосуществует с ирреальным, повседневное с фантастическим – и потому воспринимается уже не таким повседневным и бытовым, как в собственно реалистическом произведении, а волшебное словно «заземлено» обыденным, привычным.

Действие романов разворачивается на фоне завораживающих читателя пейзажей – странных, пугающих своей выразительностью: безжизненные равнины, гигантские плоскогорья и скальные массивы. Надо отметить, что Моррис, уделяя большое внимание детализации описываемого, признавал свою зависимость в этом от классиков национальной литературы: «Моими кумирами были Китс и Чосер, потому что они создавали зрительные образы» [109] .

Эти пейзажи писались Моррисом под явным влиянием Исландии, тогда как иные препятствия, возникающие на пути героев – непроходимые без помощи волшебных помощников леса, загадочные рыцарские замки – взяты скорее из европейского рыцарского романа. Нельзя здесь не вспомнить слова исследователя об английском ландшафте, аккуратном и приглаженном, словно одетый с иголочки джентльмен: «Нет неограниченных пространств, предполагающих огромные размеры… нет поражающих однообразием просторов, нет безлюдных лесов, нет неприступных гор, куда не ступала нога человека; все в меру, всего понемногу, одно с легкостью сменяется другим; маленькие речки, небольшие равнины, плоские холмы, невысокие горы…» [110] . Очевидно, что в таком ландшафте нет ничего, что было бы близко сердцу писателя.

Главное в романах – странствия героев. Собственно говоря, они не странствуют в прямом смысле слова, но совершают Квест. Термин Quest на русский может быть переведен как «путешествие», «странствие», «приключение», «путь», «поиск», «поход», но ни одно из них не будет полностью адекватно оригиналу, отражая только одну грань английского слова [111] . Ибо Квест – это движение и в пространстве географическом, и в пространстве души; путь за похищенной невестой, за неким волшебным предметом – и одновременно путь в поисках себя, познание себя, обретение внутренней гармонии. Именно Квестом был и один из самых знаменитых походов в западной литературе XX в. – тот, что предприняли Фродо Бэггинс и его товарищи в страну мрака Мордор, чтобы уничтожить Кольцо Всевластья, Кольцо Зла.

Считается, что Квест – органическая часть рыцарского романа, возникшая с зарождения этого жанра. Квест – вечное движение культуры и движение души – очень важен для западного искусства не только прошлых веков, но и XX столетия, потому получает освещение в различных культурологических работах [112] .

Моррис называл свои романы romances. Этот термин впервые употребил Чосер для обозначения основного эпического жанра средневековой литературы – рыцарского романа как произведения со сказочным содержанием. Впоследствии понятие romance стали употреблять применительно к роману со сказочным, романтическим сюжетом, противопоставляя его роману реалистическому (novel).

Для усиления иллюзии достоверности иного мира Моррис использует особый язык, нарочито усложненный, искусственно архаичный, изобилующий устаревшими синтаксическими конструкциями и лексическими оборотами. К. С. Льюис высоко ценил язык романов Морриса, полностью, по мнению писателя, адекватный художественному замыслу автора [113] , Восторженно отзывались о языке Морриса различные исследователи его творчества; например, вот что писал Норманн Тэлбот: «Моррис создал в этих романах свой язык, чем-то похожий на язык XIV в., но не похожий на него, как язык Спенсера непохож на язык Мэлори» [114] .