Саймон Кричли - О чем мы думаем, когда думаем о футболе

Зидан в качестве главного тренера мадридского «Реала» в матче Ла Лиги против «Валенсии», апрель 2017 г. Fotopress/Getty Images

Фильм «Зидан» подбирается к зерну игры ближе, чем все, что я знаю. Во многом потому, что он сделан из чистой любви к футболу. Но мы можем только приблизиться. Зидан вспоминает, как бежал и садился вплотную к телевизору, чтобы смотреть французское телешоу Téléfoot и с замиранием сердца слушать голос комментатора Пьера Канжони. Он говорит, и это очаровательно, что его привлекало не содержание слов Канжони, а тон, акцент, атмосфера. Это именно та атмосфера, которую «Зидан» и пытается пробудить, вовлекая нас в воскрешение пространства, в божественную сферу, время дыхания и испарения.

Генрих фон Клейст в конце своего своеобразного, но чрезвычайно мощного короткого эссе «О театре марионеток» (1810) размышляет о природе грации. Учитывая неугомонную природу человеческого сознания, он приходит к выводу, что грация будет проявляться исключительно в телесной форме в существе, которое «либо не имеет сознания совсем, либо имеет сознание безграничное – то есть как у марионетки или бога». Кто же Зидан: марионетка или бог? Я не могу сказать. Но у него есть грация . А это значит, что он может быть и тем и другим. Грация движений Зидана поражает даже сейчас, когда он царит не на поле, а за боковой линией – обычно в темно-синем пальто, красиво отрезанном на три четверти длины, – как тренер «Реала». Неясно, какой смысл есть, если он вообще есть, в героизме в XXI веке. Герой – это икона. Мы знаем это. Но он (или она) – также нечто большее. Настоящий герой обладает хрупкостью и одиночеством. А в первую очередь – и здесь Зидан ближе всего к фигуре героя – он привязан к меланхолическому самоуничтожению.

За все время фильма Зидан улыбается один, может быть, два раза. Второй раз почти к концу матча, когда он обменивается какими-то небрежными шутками с великим бразильским опорным полузащитником с жестоким ударом Роберто Карлосом. «Реал Мадрид» выигрывает, забив гол после дурацкого пенальти. Зидан создает первый гол буквально из ничего , демонстрируя свои экстраординарные способности – интеллект, силу, скорость и мастерство. Он кажется счастливым. Но это угрожающая улыбка. Почти гримаса.

Спускается тьма, глаза темнеют, и он, кажется, поглощен клаустрофобной интенсивностью сомнений и отвращения к себе. Товарищ по команде попадает в переделку – фол соперника против него неприятный, но не чудовищный. Однако Зидан уже несется по полю к месту инцидента, с размаху бьет обидчика и, похоже, собирается врезать ему снова, но в этот момент Дэвид Бекхэм оттаскивает его. И тут мир боли взрывается над Зиданом.

Его удаляют с поля, и он подчиняется правилам – неохотно, но подчиняется, как в конце финального матча Кубка мира 2006 года между Францией и Италией (когда бо́льшая часть цивилизованного мира желала, чтобы Зидан боднул Марко Матерацци еще сильнее). Героизм всегда ведет к самоуничтожению и разрушению. И за всем этим стоит черная карта меланхолии. Когда Зидан покидает поле, он знает, что все кончено. Он выглядит беспомощным. Как высказался Клейст в заключительных словах своего эссе о театре марионеток: «Это последняя глава в истории мира».

Чтобы попытаться понять, что на самом деле мы думаем, когда думаем о футболе, я набросал феноменологию игры, игроков и зрителей. Но есть еще одна фигура, которую мы упустили из вида: менеджер, или тренер. Зизу сам проделал нелегкий путь от игрока до менеджера, двигаясь по служебной лестнице от спортивного директора до тренера команды «Б» и в конечном итоге – менеджера «Реала» с 4 января 2016 года. Он выиграл в этом новом для себя качестве Лигу чемпионов UEFA спустя всего четыре с половиной месяца после назначения. В 2017 году он снова выиграл этот трофей, искусно скомбинировав его с победой в Ла Лиге – впервые с 2012 года для «Реала».

Фигуру менеджера окружает много ностальгии. Несомненно, это одна из причин, почему оказались столь популярными книги Дэвида Писа о Брайане Клафе и Билле Шенкли – «Проклятые Юнайтед» (The Damned Utd; 2006) и «Красные или мертвые» (Red or Dead; 2013). В них менеджер представлен как Прометей и гениальная личность, но в то же время раненая, надломленная и, наконец, трагичная и одинокая. Должен признаться, что нахожу работу Писа довольно сложной для восприятия (приходится делать усилие над собой, чтобы не перелистывать страницы), хотя я восхищаюсь его попыткой дать очень вразумительную феноменологию потока сознания менеджера. Часть привлекательности этих книг для нас сейчас и притягательности описанных в них грандиозных персонажей объясняется тем, как сильно изменилась игра.

Оглядываясь на четыре десятилетия неолиберальной глобализации и безудержного капитализма, которые позволили постоянно возрастающему потоку денег замарать футбол, понимаешь, что такие менеджеры, как Клаф и Шенкли, или действительно великий сэр Бобби Робсон, который творил чудеса с «Ипсвич Таун» и даже со сборной Англии, доведя ее до полуфинала ЧМ-1990, в котором она проиграла по пенальти сборной Германии (ну кому же еще?), выглядят как угасающие воспоминания об исчезнувшем северном рабочем классе, об индустриальном мире, мире, оставшемся лишь в зернистых черно-белых снимках и мерцающих, прыгающих записях давно прошедших игр на бобинах старой кинопленки. В этом плане менеджер теперь представляется нам своего рода традиционалистом, защищающим посредством своих вербальных идиосинкразий, навязчивых идей и харизматичности своей персоны истинное наследие игры Ассоциации футбола. Не случайно, что и Клаф, и Шенкли были самопровозглашенными социалистами, защищавшими то, что они видели как красоту и достоинство игры, от отравляющего влияния денег, цинизма оборонительного футбола и тактики длинных пасов. Они оба хотели играть в футбол правильно, как надо: на земле, со скоростными атаками, динамикой, мастерством и тотальной приверженностью. Наша любовь к таким фигурам, как Шенкли и Клаф, – это острая тоска по тому доглобализационному времени, когда игра была проще и намного целомудреннее. Мы здесь находимся в области ностальгии, но кто сказал, что ностальгия – пережиток прошлого? Мы также находимся в сфере мифов, но нам никогда не следует недооценивать нашу потребность соблазняться силой историй о порочных героях. В этом плане мы остаемся современниками древних греков.