Ева Меркачёва - Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых

— За то время, что вы здесь были, мир поменялся колоссально.

— Не то слово! Многие вещи, которые по телевизору показывают, мне кажутся просто дикими.

— Мобильник в руках хоть раз держали?

— Нам разрешается несколько звонков в год. Вот я и держал в руках, когда маме звонил.

— Но это же вы, насколько я знаю, трубку обычного кнопочного телефона держали, а не мобильный.

— Ну да. Но для меня и это был космос. Когда арестовали, телефоны были дисковые. Ну, понимаете, о чем я? Телефон с определителем номера был большой редкостью. А сейчас такая аппаратура. Ух! Видел «Скайп», он на стене в колонии висит. По «Скайпу» я не говорил: у мамы нет такой функции. Но «Скайп» — это здорово, конечно, слов нет. Ко мне в камеру заехал сосед, ему 28 лет, он мне такие вещи рассказывает и про телефоны, и про машины — даже не верится. Мы здесь в колонии смотрим рекламу по телевизору, где все это показывают, но когда рассказывают очевидцы — совсем другое дело.

— А деньги современные видели, трогали?

— Нет.

— Мы хотели в качестве эксперимента вам их показать. Вот.

— Спасибо. Деньги как деньги. Красивые. За 100 рублей сейчас можно купить только пачку сигарет. Я сам не курю, но знаю. Говорят, мороженое на воле стоит очень дорого теперь — 50 рублей. А раньше — 10 копеек. На старые 100 рублей много можно было купить. Бабушка моего друга получала пенсию 25 рублей, и ей хватало. А сейчас что это? Разрыв огромный.

— Считаете, что люди стали хуже жить?

— Не могу сказать. Мама с сестрой Анной приезжают на свидание, одеты нормально, кучу продуктов мне привозят — по 20 кг. Но из разговоров понимаю, что напряженка на воле такая постоянно, многих сокращают, нужно держаться за свое рабочее место, большая нагрузка. У меня сестра работает с утра до вечера.

— Какая была у вас зарплата, когда вас посадили?

— Я шесть лет служил, был офицером, получал 240 рублей чистыми (вычитали налог за бездетность). Потом стал председателем кооператива и зарабатывал уже 400. К нам все шли, потому что на заводе рабочие получали 180–200 рублей, а у нас — 300–350. Тогда коммунальные услуги и все прочее стоили мизер. На все хватало. От зарплаты деньги даже оставались. Покупал себе на них аппаратуру. Тогда был крутой стационарный магнитофон «Олимп-005» — такие большие катушки километровые, кассетник, усилители, колонки. Мы с друзьями музыкой занимались: AC/DC, Led Zeppelin, Pink Floyd. Собирался машину купить — не успел.

— Но ведь преступление совершили из-за денег?

— Мой родственник, муж сестры Сашка (лейтенант, военный строитель, строил объекты для КГБ) взял взаймы у жены дипломата. Сумма была смешная — 100 долларов. Он обещал вернуть в сентябре, но ей раньше понадобились. Я удивился, что жена дипломата из-за 100 долларов подняла шум на всю страну, угрожать стала. А потом уже не до удивления было. Я, конечно, во всем один виноват.

— А Сашка не сидит?

— Нет, он не убивал, он просто занял деньги и вовремя не отдал. А я… Не знаю, тут так получилось. Как получилось — так и получилось. Я вообще-то спокойный, честно скажу. Но что со мной произошло? Здорово я рассердился. Жена дипломата звонила нам по ночам. Говорила, что отправит его в «горячую точку» (тогда это Карабах был) и сделает так, что он оттуда не вернется. Сестра плакала. А Сашка боялся так — даже в воинской части перестал появляться, прятался где-то по Москве. И все из-за 100 долларов. Он потом деньги отдал, но уже мужу-вдовцу Виктору Максимовичу. Чувствую большую вину перед ним. Жуткое произошло, что и говорить.

— Почему убили не только жену дипломата, но и двух детей?

В уголовном деле Хвастунова были некоторые нестыковки. Его друзья до сих пор уверены, что он не убивал детей, а вину взял на себя. Но у следствия и суда сомнений на счет его вины не было.

— Не могу сказать, не знаю.

— В интернете прочитала, что когда вы все это совершили, то на кухне нарисовали месяц и восьмиконечную звезду.

— Я на эту тему ничего не буду говорить. Пусть это будет на совести следователя Виктора Викторовича Романова. Там еще очень много интересного было в деле

— И все-таки, как вы думаете, в чем истоки зла? Почему все так произошло? Деньги?

— Дома у дипломата были золото, валюта, коллекция монет старинных. Я не взял. Взял всякую ерунду — бытовые приборы, старый магнитофон. Четыре сумки набрал для веса.

— Но почему?

— А не знаю — не взял ценности, и все. Следователь тоже удивлялся. Потерпевший Виктор Максимович, вдовец, дипломат, на вопрос судьи «Имеете ли вы к Хвастунову материальные претензии?» ответил: «Нет, не имею. Отнеситесь к нему, пожалуйста, по-христиански». Меня это резануло. После того, что я совершил. Я его очень и очень зауважал. Никак нельзя все это поправить. Все, что я говорю, — это об стенку горох. Но все ведь произошло изначально из-за 100 долларов.

— Получается, все-таки деньги — зло.

— Да, большое зло. Уберите их, пожалуйста. Хорошо, что в руки я их больше не могу взять (в колонии наличность запрещена. — Прим. авт. ), да они мне и не нужны. Если бы оказался вдруг на свободе, попробовал бы жить вообще без них.

— На свободе? Самому не страшно: столько времени были за решеткой — и вдруг раз, свобода?

— Это такая мечта. Я понимаю: если это получится, то я как будто на чужую планету высажусь. Все-таки здорово будет, если на свободе окажусь. Но тут еще людей нельзя подвести. Слышал, один пожизненный освободился — вы о нем писали — и потом убил кого-то.

Я лично за все время, что здесь, ни одного человека не ударил. И слово держу: сказал 17 лет назад, что бросаю курить, — и сразу бросил. У меня должен быть какой-то стержень внутри, иначе я в лужу превращусь. Здесь каждый день все настолько однообразно, что без силы воли можно слизняком стать.

Я много читаю. Раньше больше читал, а сейчас проблемы с глазами. Люблю журналы — про НЛО, звезды, тайны Вселенной. И про автомобили люблю. Мечтаю о «Лендровере», которого никогда вживую не видел — видел только «Жигули», «Чайки» и «Волги». Он — фантастика для меня. Сужу по автомобилям больше со слов сокамерника…

«А можно вас сфотографировать?» — мой собеседник сразу соглашается, но смотрит на фотоаппарат таким любопытным взглядом, каким, наверное, я сама когда-то смотрела на свой первый ноутбук. Фотоаппарат у меня по нынешним временам самый обычный — «зеркалка», которую можно купить за 10 000–15 000 рублей. Но в его бытность такой техники точно не было. Он держал в руках только пленочные фотоаппараты вроде «Смены». Модным в советские годы «Полароидом» ему воспользоваться уже не пришлось.