Ева Меркачёва - Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых

— Знаете, что Кресты недавно закрыли?

— Да, читал об этом. Закрыли и закрыли. Мне все равно. Той истории нашего побега 27 лет. Неужели еще кто-то ее помнит? Кому-то это разве интересно спустя столько времени?

— Конечно. Не жалеете, что задумали тот роковой побег?

— Я жалею о том, что вообще когда-то попал в тюрьму. В первый раз это было в 25 лет, уже не ребенок был, надо было тогда соображать, а все разговоры про «попал в плохую компанию» — это ерунда, и я не скажу, что это было случайно. Но что толку от этих сожалений?

А побег — это был поступок отчаянный. Я понимал, что срок мне дадут огромный. Приговора не было, но все было ясно. Не хотел всю молодость в тюрьме просидеть. Мы задумали просто побег, без крови, без насилия. И точно вам скажу — никто не хотел брать заложников.

— У вас должны быть наверняка уникальные лидерские способности, особая харизма, раз за вами пошли заключенные?

— Посмотрите на меня! Есть во мне харизма? Я думаю, что нет. Родители у меня самые простые ленинградцы. Отец токарь, мама в университете работала. А то, что я организатор, — это преувеличение. Решение о побеге было коллективным, мне просто выпало кое-какими действиями руководить. Заключенные мне доверяли, это да. Кого-то я знал еще по воле, с остальными просто приятельствовал.

— Почему не получился побег? Потому что не смогли открыть люк на смотровую вышку?

По плану Перепелкина группа беглецов должна была во время вывода на прогулку напасть на конвоира, отобрать ключи, попасть на смотровую вышку, а уже оттуда на крышу.

— Из-за ерунды не получился. Ключи сотрудник по случайности унес с собой после смены, за что ему потом вынесли служебное несоответствие. Это все есть в материалах дела. Если бы не забрал ключи домой, они были бы у нас и все получилось бы. Но повторюсь, это был чистый побег, никто не собирался никого захватывать.

— Правда, что заложников вы захватили благодаря гранатам, которые вы сделали из хлеба и покрасили зеленой краской?

— Почему из хлеба? Ерунда. Был только один муляж гранаты, а остальные нормальные ТМ-57. Взрывчатка у нас с собой была настоящая. Я ж в Крестах тогда оказался именно за огнестрельное оружие, по 218-й статье УК РСФСР («Незаконное ношение, хранение, приобретение, изготовление или сбыт оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ». — Прим. авт. ).

— А как же в Кресты взрывчатку пронесли?

— Лучше скажите, что в Кресты тогда было нельзя пронести? Столько было случаев, когда пистолеты проносили. Помните Червонца? Первый случай его попытки побега был до меня, второй уже при мне. Один раз ему пистолет женщина-следователь пронесла, а другой — сотрудник изолятора.

Сергей Мадуев по кличке Червонец был самым известным советским налетчиком. Его также называли «последний бандит СССР». Первую попытку побега из Крестов он совершил в марте 1991 года, пистолет ему пронесла следователь прокуратуры Наталья Воронцова (на основе истории их любви снят известный фильм «Тюремный романс» с Александром Абдуловым и Мариной Нееловой).

— Вы с Червонцем сидели одновременно?

— Когда он вторую попытку побега предпринял — да. Мы тогда оба уже были под расстрелом.

— Правда, что вы напились, пока вели переговоры по освобождению?

— Напились? В кабинете оперативника мы нашли одну бутылку коньяка. Но разве это серьезно — на семь здоровых мужиков? Не были мы пьяными. Это все попытки выставить нас в неприглядном свете.

— А зачем вы просили, чтобы к стенам Крестов приехал на переговоры с вами журналист Александр Невзоров?

— Нет, не просил я. Хотите правду? Вы же не напечатаете.

— Напечатаем.

— История не очень красивая. Невзоров приехал снимать репортаж. И он спросил у нас: «Двери закрыты так, что их не открыть?» Я ответил: «Мы не можем никак открыть, болты железные вбиты, и их невозможно вытащить». Он снова спрашивает: «То есть вы со своей стороны дверь никак не откроете?» Я опять отвечаю: «Это невозможно». Он в третий раз спросил. Я поразился тому, что он такой непонятливый. А после третьего ответа он обратился к своему оператору. Типа «Саш, снимай! Я предлагаю поменять заложников на меня!» То есть он потому это предложил, что точно знал — двери не открыть. История была именно такая. Готов в глаза Невзорову ее рассказать.

— Спустя столько лет сожалеете, что убили сотрудника? Читала, что вы ударили его заточкой много раз — от злости и ненависти из-за того, что штурм начинается и побег не удался.

— Вы думаете, это я убил? Не думаю, что от ненависти вместо 10 лет, которые мне светили, я хотел заработать смертную казнь. А вы не задавались вопросом: почему нигде не было фото погибшего? В материалах уголовного дела их тоже не было, на суде их не представляли. Если бы такие снимки обнародовали, то всем стало бы понятна причина смерти. Спросите у моего сокамерника Павла Шувалова, как все было. В тот день он, будучи милиционером, дежурил в 200 метрах от входа в Кресты. Те, кто штурмовал нас, рассказывали ему, как все было.

— Вы с Шуваловым в одной камере? Тогда, в роковой для вас день, были рядом, не зная друг о друге, а сейчас вообще вместе! Это же почти мистика!

— Родственные души. ( Усмехается .) Вы расспросите его про тот день. Кстати, никакой он не маньяк, по-моему.

— Почему вы не пытались доказать, что не убивали сотрудника?

— Все равно никому ничего не объяснишь. Никто не услышит.

— Если бы тот побег удался, то как могла бы сложиться ваша жизнь?

— Думаю, ничего бы хорошего не случилось. У меня был, конечно, план, куда бежать, где прятаться. Но долго так, наверное, не могло бы продолжаться. Я никуда не пишу, никаких прошений. Даже о помиловании не просил, когда четыре года под смертной казнью был. Но вот помиловали, и слава богу. В 1999 году приехал сюда. Первые ощущения — ничего хорошего. Какие могут быть ощущения, когда ты понимаешь, что не на пять лет и не на 10, а на всю жизнь? Ровно 20 лет я уже тут. Сказать, что легко, я бы постеснялся. Но сказать, что совсем невыносимо, тоже не могу. Живу, да и живу. У меня есть дочь — в Канаде живет. Есть внуки. Может, ради этого и стоит жить?

В последнем слове на суде серийный убийца Шувалов сказал фразу, которую напечатали все газеты, — о том, что советский милиционер не может быть маньяком, и добавил: «Этот приговор не мне, а всей системе МВД». Тогда он действительно был первым маньяком в погонах.

Про Павла Шувалова я слышала не только от сокамерника и земляка Перепелкина, но и от психолога мордовской зоны Ольги. Она показывала рисунки, нарисованные Шуваловым. Если сравнивать с другими, они не такие страшные (без крови, палачей и так далее), и признаков психических заболеваний в них нет.