Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Как вы умудрились вступить в партию?

– Армия… Тогда же вступить в коммунистическую партию было честью.

Меня вызвали к ректору. И между нами состоялся примерно такой диалог:

– Есть мысль! Ты – ассистент на кафедре. Хочешь быть доцентом?

– Так я ж не кандидат наук.

– Это делу не помеха. Но только доцентом на кафедре педагогики.

– Минуточку, я не имею никакого отношения к педагогике.

– Как? Ты же даже написал брошюру для вожатых «Как работать в летней школе».

– Да, было такое дело.

– Тебе же это нравится?

– Да.

– Тогда ты идешь работать директором школы и на полставки доцентом на кафедру педагогики. А я сам становлюсь зав. кафедрой педагогики, а твой друг Виктор Болотов будет создавать педагогический факультет в университете.

Через две недели, в мае 1987 года, меня привели в школу…

В Красноярске в эти годы была дикая движуха.

У ректора была идея – сделать школу-лабораторию. Это значит проводить образовательные эксперименты. И это в то время, когда вся советская школа была абсолютно однообразной. Но шла перестройка… Как раз вышел манифест педагогов-новаторов «Педагогика сотрудничества».

Я приехал в Москву в командировку. Пошел в «Учительскую газету». Нашел там Александра Адамского. Говорю: я буду делать школу! Они отвечают: хорошо, мы тебе поможем прислать нескольких педагогов-новаторов туда, чтобы они вам рассказали, как нужно ее строить.

Ректор не только меня сослал в педагогику, но и математиков Болотова и Аронова, парочку молодых химиков. Саша Аронов очень любил читать умные книжки. И он обнаружил педагогику Василия Давыдова – развивающее обучение. Первую книгу по педагогике, которая была написана понятно для математиков. Потому что была написана логично. Все остальные книги писались так: «съезд КПСС сказал, что надо сделать это…»

Давыдовская книжка начиналась с вопроса: как можно развивать мышление у детей? И она строилась последовательно, с экспериментами. Мы с ним пошли к ректору. Он говорит: давайте найдем его и позовем. А за год перед этим Василия Васильевича уволили из директоров Психологического института, выгнали из партии и остановили эксперимент в 91-й московской школе фактически разгромили.

К этому времени у Давыдова были пакеты всех сценариев уроков для начальной школы по нескольким предметам. В четырех экземплярах, напечатанных на машинке. Первые экземпляры, которые были в школе, сожгли за ненадобностью. А у Давыдова остались третьи. И он мне выдал 25 папок со сценариями уроков. Я их тащил на самолете в Красноярск. Мы посадили секретарш, которые потом размножили этот самиздат.

Мы Давыдову сказали: строй тут свой эксперимент. И он приехал, разговаривал с учителями. Мы с ним ходили на уроки.

Я считаю его своим учителем. Мы с ним дружили до его смерти. А с ребятами из его лаборатории – Борисом Элькониным, Галей Цукерман, Катей Поливановой, Виктором Слободчиковым я до сих пор дружу.

Это была первая линия.

А вторая линия – педагоги-новаторы, которых мы привозили. У нас была лаборатория развивающего обучения, лаборатория вальдорфской педагогики – Толя Пинский приезжал, рассказывал. Была лаборатория диалога культур. Парень приехал из Харькова – Сережа Курганов. Любимый ученик Библера (Владимир Библер – философ, культуролог, историк культуры. – А.М. ) Мы разное пробовали. С командой Давыдова придумали школу взросления.

– Что за дети были в школе? Отбор шел?

– Район постепенно улучшался. Когда я пришел, в советское время, у нас 70 % детей жили в частном секторе. У Виктора Петровича Астафьева есть один душераздирающий рассказ «Людочка» про девушку, растущую в таком районе. Прочтите, и вы поймете, о чем идет речь. Это рабочая окраина. Люди «сдернутые», маргинализированные. Две общаги – комбайнового завода и вторая не помню чья. Я, когда туда первый раз пришел, вообще не понял, как люди могут так жить.

Но мы были отчаянные, и мы говорили: мы детей не отбираем. Это был наш принцип. Он так там и остался. И понятно, что это были разбойники в основном. С ними пришлось договариваться.

Меня назначили в начале мая. А уже в самом начале июня был выпускной вечер у девятых классов. И я прихожу на следующий день в школу, а весь второй этаж по периметру – выбиты стекла. Я так: бог ты мой! Что случилось? Завхоз Светлана Юрьевна, прекрасная женщина, говорит: Исаак Давидович, не беспокойтесь, у меня есть два ящика стекла про запас. Это у нас традиция. В общем, за два года прекратилась эта традиция.

Но мы ездили на олимпиады, звали детей, делали два спецкласса. Потом все-таки школа была при университете. Нас рекламировали. И появились образованные родители, дети первых бизнесменов. Окончательным признанием стала инициатива Виктора Петровича Астафьева открыть на базе нашей школы литературный лицей.

Был у нас и такой человек, доктор психологических наук, немножко меня старше, Борис Иосифович Хасан, которого я тоже считаю своим учителем. Он был создателем, я думаю, первой в стране психологической службы.

Появилась ассоциация инновационных школ. Я познакомился с Александром Тубельским, Анатолием Каспржаком, Таней Ковалевой.

И вот еще какая была важная вещь. Борис Хасан попал как-то на игру к Георгию Петровичу Щедровицкому. А потом мы уже возили наших сотрудников, учителей на игры, которые он проводил в Красноярске. Щедровицкий – это человек, который показывал культуру дискуссии мысли.

Мы в Таллин ездили, еще когда Эстония не отделилась. А там была программа «Наша новая школа». И была прогрессивная министр просвещения Эльза Гречкина. Когда ты видел этих людей, тебе самому, конечно, хотелось стать таким же двигателем прогресса.

– А что это за игры были?

– Вот, например, проектирование школы. Пять дней программа. Мы работаем в группах. По позициям: родители, университет, педагоги. Обсуждаем, какие проблемы должна решить школа. Это была коллективная мыследеятельность, коллективная умственная работа.

Наш ректор стал секретарем крайкома партии. И тогда было принято решение краевой партийной конференции о запуске программы «Учитель». Я впервые увидел человека, который говорил про образование, основываясь на данных.

Вениамин Сергеевич Соколов был физик по базовому образованию. И он говорил: смотрите, вот соотношение средней зарплаты учителей к средней зарплате по промышленности в 40-е годы. В 50-е. И дальше мы видим снижение.

От него первого я услышал про двойной негативный отбор в учительскую профессию. Не самые лучшие выпускники школ идут в педагогические институты. А из институтов не самые лучшие выпускники идут работать в школы.

Он первый нам показывал то, как с каждым годом уменьшалось количество мужчин в школе. У него один из этих индикаторов показателей успешности программы «Учитель» было увеличение доли мужчин в учительской профессии. Я, помню, мы сделали мужской хор. На сцену вышло двадцать мужиков – учителей, это были не только трудовики и военруки, и физруки, а учителя биологии, истории, литературы, математики, физики, – он подошел и меня поздравил.