Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Ярослав Кузьминов:

– Андрей человек очень самолюбивый. И очень честный. Он не хотел стать министром образования. Я один из тех, кто пытался его уговорить. А став министром, он начал сомневаться в том, что сделал предшественник. Потому что другое его окружение говорило: нет, все было сделано неправильно.

Игорь Реморенко:

– В Администрации Президента, в правительстве в 2004 году считалось, что у образования и у науки нет мостика к заказчикам. Что предприятия реального сектора экономики, граждане существуют в одной реальности, а наука, образование – в другой реальности. И диалога с заказчиком не получается. Я помню одну из первых встреч, которую Андрей Александрович провел. Позвали много разных предпринимателей, представителей реального сектора и сказали: давайте поговорим, что нужно делать в образовании, как вы это видите. Тогда разговор не очень получился.

Министру-реформатору пришлось сменить костюм на свитер с джинсами.

– Долой платное образование! – завопили два паренька, едва Андрей Фурсенко появился на сцене красноярского Дома просвещения. И в его серый стильный пиджак полетело традиционное оружие нынешних революционеров – куриные яйца. Федеральному министру охрана не полагается. И «отстреливаться» ему было нечем. Так что ничего другого, как упереться в пол и с мужеством матроса с броненосца «Потемкин» ожидать, пока нацболы расстреляют весь белково-желтковый боезапас, ему не оставалось. Закончив метать яйца, один из нацболов пустился наутек, а другой спокойно дождался наряда милиции.

Министр Фурсенко деловито снял потерявший лоск пиджак и продолжил встречу со студентами местных вузов. На всех остальных встречах, запланированных на этот день, он появлялся в сером шерстяном свитере, иногда накидывая поверх салатовую походную безрукавку.

После утреннего «завтрака» министр был в явно боевом настроении, видимо, почувствовав себя на политической передовой. И даже гордо подмигнул одному из знакомых журналистов:

– Да-а, тут такая сцена была!

Но больше Андрея Фурсенко расстроила не акция нацболов («Пиджак – мелочь, можно отчистить»), а выступление пришедших на встречу «правильных» студентов:

– Все, что говорили ребята, сводилось к одному – не надо ничего менять. Наверное, в этом есть и наша вина: народ устал от перемен. Но когда молодые люди, которые по возрасту должны стремиться к изменениям, просят нас топтаться на месте… Вот это плохо и печально. Но у нас выбора нет, мы должны или двигаться вперед, или откатиться назад.

Игорь Реморенко:

– Надо сказать, что Андрей Александрович, когда кинули яйцами, сказал: ну вот, пиджак испортили. Если вы не хотите, говорит, давайте мы не будем говорить. Но я готов. И студенты закричали: нет, давай будем говорить. И он продолжил беседу.

Пиджак куда-то увезли, он надел свитер. Приходим к Хлопонину, он тогда был губернатором Красноярского края, а Хлопонин любит подшутить. И он говорит: «О, Андрей Александрович, а чего это вы не в пиджаке?»

Из беседы с Андреем Александровичем Фурсенко:

– Андрей Александрович, а что стало с тем пиджаком в Красноярске, который закидали яйцами?

– Мы его почистили. Но поскольку пиджачок был новый, а после срочной чистки в Красноярске он стал не совсем новым, я его носил, но вид уже был не тот. Поэтому брюки носились дольше, чем пиджак. И в результате куда-то костюм ушел.

– Для вас такое неприятие в Красноярске было неожиданным? Вы очень спокойно это восприняли. Сняли пиджак и продолжили разговор.

– А что я должен был делать?

– Не знаю что. Вспылить?

– Вряд ли бы кто-то этого дождался. Нормально, это не единственный эпизод в моей жизни, когда надо было спокойно продолжать действовать…

Ярослав Кузьминов:

– Андрей человек очень сдержанный. И переживающий вещи внутри себя. Конечно, все это было очень неприятно. Потому что он обостренно чувствовал негатив, который собирается вокруг образования.

Андрей Фурсенко:

– Через пару недель после назначения ко мне пришла группа уважаемых, знакомых мне людей, которые сказали, что все готово, надо срочно вносить целый ряд законов. Все сформулировано. Это по ГИФО, по ЕГЭ, по Болонской системе. Я сказал: коллеги, извините, я должен разобраться. Мне нужно полгода. Дальше я готов уже предметно обсуждать. А мне говорят: время не ждет. По-моему, там Якобсон (проректор Высшей школы экономики. – А.М .), Кузьминов был. Я сказал: если у вас есть другие способы внесения законов – через депутатов, – вперед. Я вносить закон, пока не разберусь, не буду.

Виктор Болотов:

– Фурсенко был для образования человеком новым. И до него надо было как-то донести, что ЕГЭ нужно развивать. Но первое, что он мне сказал: зачем вы форсируете ситуацию с ЕГЭ? Оставьте его добровольным. Я говорю – теряется смысл ЕГЭ. А он мне: ректоры жалуются, что вы их заставляете переходить. Я говорю: пусть придут и скажут, глаза в глаза, что я кого-то заставлял. – А вот, говорят, плохое качество заданий.

У Андрея Александровича Фурсенко отец историк. Академик Российской академии наук. Сам он доктор физматнаук, работал с Алферовым. Я ему говорю: Андрей Александрович, давайте я вам дам демоверсию по физике. Он говорит: еще по истории дайте мне демоверсию. И там был его зам первый, Андрей Геннадьевич Свинаренко, он говорит – а мне дай по литературе. – Я вообще обалдел. – И еще по математике.

Ну, ладно, дал им демоверсии. Дня через три Фурсенко говорит мне: я, не понимаю, почему ректоры говорят про плохое качество. Если ребенок сделает все задания по физике – а я у отца спросил – и по истории, – то 100 баллов заслуживает. Свинаренко говорит – по математике я сам порешал (часть С по математике Свинаренко не решил, о чем он честно сказал). А по литературе у него мама учительница литературы посмотрела. И мама тоже сказала, что если ребенок выполнит все задания, то 100 баллов заслуживает.

Андрей Фурсенко:

– Когда вопрос ЕГЭ поднимался на Совете Федерации, мне позвонил мой старый знакомый Сергей Михайлович Миронов и сказал, что я никогда не поддержу этот закон, мы его сейчас провалим. Я сказал: Сергей Михайлович, я, честно говоря, не понимаю вашу позицию. Вы выступаете против всего образовательного сообщества? Он говорит: как против всего? Ректоры против. Я говорю: на законе стоит виза председателя Союза ректоров Виктора Антоновича Садовничего. – Не может быть, он выступает против. – Я говорю: можете посмотреть. Этот вопрос обсуждался на Совете Союза ректоров. Его поддержали. И Виктор Антонович поставил свою подпись. Он замолчал. Говорит: я все равно не принимаю этот закон. Я говорю: это уже ваше дело. Но я хочу сказать, что все образовательное сообщество его принимает и поддерживает.