Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Пока собиралась и писалась эта книжка, я много размышлял над тем, почему благородные постулаты «Педагогики сотрудничества», так в общем-то легко выполнимые («мы идем за учеником», «нет слабых учеников», «все хотят делать ставку на сильных учеников, а мы хотим помогать слабым»), остались незамеченными многими педагогическими коллективами, будто их и не было? И отзвуки их находятся лишь в презентациях, которые учителя пишут во время обязательного периода повышения квалификации?

Может быть, дело в том, что за декларациями не было реального механизма их воплощения? Можно, конечно, человека долго уговаривать: пойди туда и принеси оттуда то-то и то-то. Но без понимания, зачем ему туда идти, без мотива, не так-то просто выбрать нужную дорогу. И без экономического стимула, как теперь уже совершенно ясно.

Тогда, в конце 1980-х – начале 1990-х казалось – вот как только дадут свободу, прорвет, хлынет. Дали… Ненадолго, но дали. И?..

Многие идеологи образовательных реформ той поры сейчас вспоминают: «это было счастливое время творчества». И легко соглашаются: да, но при этом общая ситуация была катастрофическая.

Успешных реформ без достаточного финансирования не бывает. Энтузиазм не может стать энергией для системных преобразований. Возможности перестроить школу, которые открылись в конце 80-х и начале 90-х, не привели к принципиальным, системным изменениям. Зерно перестроечного Закона «Об образовании» (даже если не брать разудалую редакцию 1992 года, а последующие, откорректированные версии) упало на стремительно обезвоженную почву. И только крепкий консерватизм системы образования позволил ей выжить в тот период.

Но этот консерватизм воспроизводился и затем, в стабильные годы, когда от системы требовалось развитие.

Парадоксально, но основной приток учителей, работающих сегодня в школе, – это те, кто пришел в классы в конце 90-х – начале 2000-х годов. По этому поводу есть исследование Татьяны Львовны Клячко, руководителя Центра экономики непрерывного образования РАНХиГС. То есть в самое тяжелое для образования время, когда и без того небольшие зарплаты выплачивали с трудом, а задолженности копились месяцами. Но это во многих поселках и городах были единственные бюджетные места, где все-таки гарантировали выплаты. В школу шли не по призванию, а потому что никакой другой работы пусть с небольшим, но гарантированным заработком не было. «Раскачать» таких учителей на изменения до сих пор очень трудно.

В конце 2010-х годов было много споров из-за сокращаемого федерального перечня учебников. Мол, таким образом учитель лишается выбора. С одной стороны, это так – у учителя должен быть выбор, по каким пособиям учить тот или иной класс.

Но вот реальный факт: в декабре 2018 года мы в лаборатории медиакоммуникаций в образовании и НИУ «Высшая школа экономики» провели исследование «Какими учебниками пользуются учителя». Больше двух тысяч ответов учителей. В результате оказалось, что по каждому предмету есть минимум один-два, максимум три учебника, по которым действительно преподают подавляющее большинство учителей. И чем дольше этот учебник издается – тем больше у него почитателей.

По сути, за все эти годы в стране состоялись только две по-настоящему образовательные реформы – введение Единого госэкзамена и переход на уровневую систему образования (бакалавры, специалисты, магистры) в высшей школе.

Это то, что реально повлияло на жизнь учителей и преподавателей, заставило по-другому выстраивать учебный процесс, изменило подходы многих педагогов к своей работе. Заставило выбраться хоть ненадолго (пока не приспособились) из привычной колеи.

Все остальные предлагаемые изменения – управленческие. Будь то оптимизация сельских школ и появление программы «Школьный автобус» или компьютеризация классов.

С начала 2000-х, когда в бюджете начали появляться деньги на зарплаты учителей и на первые программы развития, началось не всегда последовательное, но вполне понятное создание экономического механизма, который бы заставил (модно сказать «заинтересовал» – это слово помягче) меняться.

Андрей Фурсенко много раз подчеркивал: все новые механизмы финансирования, вовлечение в процесс управления образовательным учреждением общественности, обновленные федеральные образовательные стандарты – все это, по сути, было заточено на то, чтобы сделать школу и вузы современными. «Деньги идут за учеником (студентом)». Он, его семья – заказчики системы образования.

Но дальше…

Выстроить систему, при которой каждая школа, как та избушка на курьих ножках, развернулась к лесу задом, а к ученику передом, не получилось.

Парадокс в том, что параллельно с некими механизмами, которые позволили бы школе раскрыться, которые бы заинтересовали учителей творить, вести учеников, у нас выстраивалась система максимального, если не тотального контроля за образовательным учреждением. Директор школы из Нижнего Новгорода Игорь Богданов на заседании городской думы привел цифры: с 5 по 8 ноября 2019 года к нему поступило 22 запроса, 4 требования, 13 распоряжений, 42 письма о мероприятиях – всего 81 документ. И это не считая очных проверок, инспекций и просьб выделить учителей для дежурства на пешеходном переходе в месячник безопасности на дорогах.

Директор одной из школ Томска рассказывала мне, что в один день получила два запроса из разных инстанций, в которых требовалось отчитаться о вывозе снега с пришкольной территории. В одном ответе нужно было указать массу вывезенного в тоннах, в другом – его объем в кубометрах.

Где-то, несмотря на все попытки федерального министерства «взбодрить» школу, по-прежнему воспроизводится в самом худшем варианте советская система обучения. С районо, которые возглавляют пышные дамы с массивными сооружениями из волос на голове и суровыми инспекторами. Со школьной формой единого образца. С показушными «патриотическими» линейками, не имеющими никакого отношения к настоящей воспитательной работе. И с бухгалтершей, которая директора выгоняет из кабинета: «Бюджет школы не покажу!»

А где-то поддерживают любые школьные начинания и даже «переманивают» интересных директоров и учителей из других областей.

Все тридцать лет постсоветского периода чиновники «боролись» за единое образовательное пространство. Только понимая термин по-разному. Для одних – это единые учебники, единое расписание и единая система подготовки и переподготовки учителей. Для других – это единая система управления, которая стимулирует школы и учителей развиваться, быть не то чтобы современными, а оказаться еще дальше, в будущем. «Школы будущего» – все, что отстраивается сейчас на самом деле.