Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

В 2 часа 30 минут 15 ноября Кулик по прямому проводу сообщил генерал-майору Вечному о тяжелом положении 51-й армии, ее низкой боеспособности, малочисленности соединений. Оборонять Керчь в условиях, когда идут бои уже на окраине города, а с юга фактически в городе, Кулик считал нецелесообразным. Необходимо отводить войска на Таманский полуостров, чтобы успеть организовать его оборону.

Ответ из Москвы: Ставка Верховного Главнокомандования считает, что сначала нужно вывести артиллерию и технику с Керченского полуострова, а затем отводить стрелковые части, которые должны крепко держаться на восточной части полуострова. Получение подтвердить.

По поручению Ставки Верховного Главнокомандования Б. Шапошников ».

Что это? Разрешение на отвод? Рекомендация? Запрет на отступление пехоты?

Кулик решил взять ответственность на себя. И всю ночь на 16 ноября части 51-й армии переправлялись на Таманский полуостров…

Крым сдан. Известие это, очевидно, настолько шокировало Верховного Главнокомандующего, что обычные в таких случаях «оргвыводы» последовали не сразу. Первым пострадал заместитель наркома Военно-Морского Флота, командующий войсками Крыма вице-адмирал Левченко. Новый 1942 год начался малоприятными, далеко не задушевными беседами с начальником Следственной части управления Особых отделов НКВД СССР капитаном госбезопасности Павловским и старшим следователем того же управления старшим лейтенантом госбезопасности Лихачевым. На первом же допросе обвиняемый уже причислил себя к «врагам народа», желавшим поражения Красной Армии, причем еще до начала Великой Отечественной войны. Теперь надо расширить круг «козлов отпущения», выбрать главного стрелочника и получить процессуальные основания для его «изобличения». Судя по ходу допроса, конкретную кандидатуру на эту роль особистам уже назвали.

— В чем заключалась ваша последующая преступная деятельность, связанная со сдачей врагу значительной части Крымского полуострова? — спросил Павловский, переходя к периоду военного времени.

— Последующая моя преступная деятельность, как я уже заявил, выразилась в том, что я, не выполнив приказа Ставки, сдал противнику город Керчь. Одним из обстоятельств, ускоривших сдачу врагу этого важного в стратегическом отношении города, является приезд в штаб фронта уполномоченного комитета обороны Кулика, который вместо того, чтобы подсказать или поправить меня в тех преступных действиях, которые я допускал, своими пораженческими настроениями и действиями их усугубил.

— Остановитесь на этом более подробно, — ухватился за поданную идею следователь.

— Кулик приехал в Керчь 12 ноября, где пробыл всего два с половиной часа. После того как Кулик ознакомился с обстановкой, я попросил его послать нам в помощь остальные части дивизии, данной мне до этого Ставкой. На мою просьбу Кулик ответил: «Никаких частей я давать вам больше не буду, положение на фронте безнадежное, спасайте технику».

Этим самым Кулик, вместо того, чтобы вмешаться и навести порядок в войсках, дабы ликвидировать растерянность и панику, дал явно пораженческое указание, направив наше внимание не на организацию обороны города, а на его сдачу противнику. В соответствии с этим Кулик предложил нам составить план эвакуации материальной части из Керчи в Тамань.

Разработав план и ознакомив с ним Кулика, я получил указание немедленно приступить к его выполнению с таким расчетом, чтобы вывоз техники закончить в два дня.

Видя, что вывоз из Керчи материальной части окончательно понизит сопротивляемость войск, я стал просить Кулика отдать приказ о сдаче Керчи врагу.

— И что же на это ответил Кулик?

— Письменного приказа о сдаче Керчи я от Кулика не получил, но он заявил мне: «План у вас есть, по нему и действуйте».

Это указание Кулика я понял так, что после вывоза из Керчи материальной части город надо сдавать.

— Когда вами было получено от Кулика такое указание?

— 12 ноября, — коротко ответил Левченко.

— А когда вы сдали Керчь?

— Керчь была сдана противнику 15 ноября сразу же после того, как с моей санкции Батовым был отдан приказ войскам отойти на Тамань.

— Однако вы имели приказ Ставки Керчь не сдавать, — снова вступил в разговор Павловский. — Чем же объяснить, что вы его не выполнили?

— Я признаю, что сдал противнику Керчь самовольно, вопреки указаниям Ставки. Причиной этого явилось то обстоятельство, что находившиеся в городе войска в результате проявленных мною паники и растерянности, а также моих пораженческих настроений оказались в состоянии небоеспособности и, будучи предоставлены сами себе, не могли противостоять даже незначительному натиску врага.

Немалую роль в этом преступном акте сыграло также и указание Кулика, которое я беспрекословно, несмотря на его вредность, выполнил…

Ну вот и все. Теперь в руках Лаврентия Павловича Берии не какие-то «шестерки» вроде Симонич-Кулик и ее родственников, а по крайней мере, козырной король — сам маршал Кулик. Наконец-то…

26 января 1942 года на стол Сталину лег протокол допроса бывшего командующего войсками Крыма с сопроводительным письмом, в котором отмечались пораженческие настроения, склонность Левченко к панике, бездарные действия других начальников, «создавших условия для захвата противником территории Крыма». Специальный абзац посвящен маршалу Кулику, который, «являясь уполномоченным Государственного комитета обороны, как показывает Левченко, вместо принятия мер к обороне города Керчь своими пораженческими настроениями и действиями способствовал сдаче врагу этого важного в стратегическом отношении города».

Вскоре уже и Кулик давал показания следствию. Но допрашивали его на самом высоком уровне — Прокурор СССР В.М. Бочков и Главный военный прокурор диввоенюрист Н.П. Афанасьев. А потом состоялся суд.

Самым убедительным документом, объективно отразившим существо дела и наглядно характеризующим Григория Ивановича Кулика, является не приговор, а протокол закрытого судебного заседания. Протокол того закрытого судебного заседания позволяет не просто сопоставить уже известное нам о маршале Кулике из других источников с его собственным мнением о себе и своем поведении, но и ближе рассмотреть других лиц, присутствовавших в зале суда. Высокое положение и авторитет участников исключает вероятность фальсификации этого документа, его можно считать стенограммой судебного процесса. С этой точки зрения протокол является поистине уникальным материалом и представляется вниманию читателей.