Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Артемьев: Какое вы лично приняли участие в этом?

Кулик: Сам я уехал тогда в Тамань.

Артемьев: Вы отчетливо себе представляли, на чем мог противник перебросить свои силы через пролив?

Кулик: Он мог за сутки собрать от самой Феодосии все суда и лодки и перебрасывать на них войска.

Артемьев: Слушая вас, я все больше убеждаюсь, что увы даже не смогли дать правильную оценку возможностям противника.

Кулик: Я считал, что противник мог выбросить десант на Таманский полуостров.

Артемьев: Ане считали ли вы, что поспешным перенесением своего командного пункта на Таманский полуостров вы могли еще больше деморализовать наши войска?

Щаденко: Ведь вы появились в Керчи, пробыли около трех часов, из них два простояли на высоте и сразу назад.

Артемьев: В общем, давай катер и драпай дальше?

Кулик: Я считал, что там больше мне делать нечего. Там уже вопрос решен. Нужно было драться на Таманском полуострове, чтобы не пропустить противника на Северный Кавказ.

Артемьев: Но вы же получили приказ народного комиссара обороны — держать Керчь?

Кулик: Я считал, что Батов в Керчи сам справится. Самое трудное я видел в том, чтобы остановить войска на Таманском полуострове и там организовать из них оборону.

Артемьев: Как вы расцениваете свой поспешный отъезд из Керчи?

Кулик: Правильным.

Щаденко: А получили вы разрешение на это народного комиссара обороны?

Кулик: У меня другого выхода не было…

Ульрих: Приказ Ставки ясно ставил задачу…

Щаденко: Вы же получили приказ лично от товарища Сталина.

Кулик: Я виновен в том, что превысил свою власть и не выполнил приказа об обороне Керчи. Но это не от трусости, а потому, что хотел обеспечить оборону Таманского полуострова.

Щаденко: Вы же сами удрали и фактически дали приказ всем удирать.

Кулик: Я удрал?

Щаденко: А кто же? Я что ли?

Ульрих: Вы нарушили приказ?

Кулик: Да, нарушил.

Щаденко: Присягу нарушили. Нашу боевую присягу.

Кулик: Нарушил, но не из-за паникерства или злого умысла.

Щаденко: Речь идет о выполнении боевого приказа. Как вы оцениваете такого солдата, командира, который не выполняет боевого приказа?

Кулик: Расстрелять его нужно, если он нанес вред стране. Ноу меня бегства не было, а была драка. Там Батов был.

Щаденко: Что тут говорить — было ваше бегство.

В 16 часов 25 минут объявлен перерыв на 40 минут. В 17.05 заседание продолжено.

Артемьев: Какое расстояние от Краснодара до Керчи?

Кулик: Километров двести с лишним.

Артемьев: А потратили больше двух суток?

Кулик: Дорога была просто непроходимая. Машины пришлось бросать. Тягачами вытягивали.

Артемьев: В Тамани зачем задержались?

Кулик: Там я сознательно остался для организации обороны.

Артемьев: И что вы там сделали?

Кулик: Принял меры, чтобы не допустить высадки противником десанта.

Артемьев: Как вы расцениваете действия генерала, не только не выполняющего боевого приказа, но даже не делающего попыток к его выполнению?

Кулик: Я тогда считал, что настоящей обстановки Ставка не знает.

Артемьев: Вам ведь Ставка вторично подтвердила свой приказ об активной обороне Керчи?

Кулик: За это меня и судят. Я не выполнил приказа, но не по злому умыслу.

Артемьев: Выходит, что вы не хотели держать Керчь, вам было ведь ясно приказано: умри, но обороняй.

Кулик: Я отошел не по трусости. Я считал, что в Керчи дать генеральное сражение не смогу, а потому принял решение об отходе.

Артемьев: Одно из двух, подсудимый Кулик, или вы трус, или изменник.

Кулик: Я прошу допросить командиров дивизий для того, чтобы установить, что я принял все возможные меры и благодаря этому наши в Керчи продержались трое суток.

Председательствующий зачитал распоряжение Ставки о необходимости обороны Керченского полуострова.

Кулик: Первые три директивы я не получал, но, правда, имел личный приказ товарища Сталина. Когда я получил четвертую, для меня первую директиву, то к тому времени для меня уже было ясно, что удержаться в Керчи мы больше не сможем.

Ульрих: Почему вы все же посчитали возможным не выполнить категорические приказы Ставки?

Кулик: Да, я в этом виноват. Ноу меня не было сил для обороны Керчи.

Щаденко: Нет! У вас было достаточно войск для жесткой обороны Керчи.

Кулик: Я не хотел идти на то, чтобы попасть в окружение с частями, которые, того и ждали, сдадутся в плен противнику.

Щаденко: Вы знали, что вам категорически приказано держать Керчь. Вас вызвал и лично говорил с вами по телефону Верховный главнокомандующий товарищ Сталин. Для вас было ясно, что основная цель вашей поездки — это оборонять Керчь?

Кулик: Да, для меня было ясно, что целью моей поездки было удержать Керчь.

Щаденко: Вы ехали очень долго, несмотря на наличие у вас «дугласа». Вы вполне могли 10-го же ноября прилететь в Керчь.

Кулик: Нет, не мог. Погода была нелетная.

Щаденко: Вы проволынили около трех суток. Только 12-го приехали в Керчь, вместо того, чтобы быть там 10-го же. А когда приехали, то ничего для обороны не сделали, а дали приказ об отходе. Ясно ли для вас, что этот ваш приказ был не в интересах Родины? Если это, как вы утверждаете, не трусость, то это предательство. Вы ведь действовали сознательно?

Кулик: Нет, не трусость и не предательство. Просто я не видел другого выхода. Действовал сознательно.

Щаденко: А когда вы снова получили категорический приказ Ставки оборонять Керчь — вы опять его проигнорировали. Что это — не сознательное предательство?

Кулик: Я не хотел идти на то, чтобы пожертвовать всеми войсками. Решил хоть часть, но вывести.