Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Между тем донесения о раскрытии контрреволюционных группировок шли из особых отделов и территориальных органов ОГПУ-НКВД нарастающим потоком. Наркомат внутренних дел все настойчивей выдвигал перед ЦК ВКП(б) и правительством инициативы об ужесточении мер наказания лиц, обвинявшихся в троцкизме, в контрреволюционных и антисоветских преступлениях по пресловутой 58-й статье. Раздавались требования расширить права органов, упростить процесс разоблачения «врагов народа», узаконить использование методов физического воздействия для получения признательных показаний.

Время было сложное. Если исходить только из фактов, основания для постановки подобных вопросов вроде бы имелись. Массовое изгнание с насиженных мест семей, попавших под раскулачивание, насильственная коллективизация и разразившийся затем страшный голод вызвали естественный протест не только на селе, но и в армии, основу которой составляли выходцы из крестьян. Снова, как и в начале двадцатых, пошли разговоры об антинародной сущности Советской власти. Далеко не все конфликты завершались бескровно, отмечались случаи прямого вредительства.

Анализируя архивные документы того времени, общую ситуацию в стране и настрой руководства карательных органов, невольно приходишь к мысли, что при определенных условиях кровавая драма 1937–1939 годов могла разразиться и раньше. Уже с самого начала тридцатых органы следствия пытались присвоить себе все, оставляя трибуналам либо внесудебным органам лишь роль статистов, фиксирующих готовность обвиняемых либо подтвердить выбитые силой признательные показания, либо отказаться от них.

Последнее, впрочем, далеко не всегда имело решающее значение, ибо изложенные в обвинительном заключении соображения следователя о преступлении, виновности лица, а также требуемой мере наказания являлись для судей обязательным ориентиром. За их игнорирование учинялся серьезный спрос. Репрессивная система при Орловском еще не обрела тех поистине чудовищных масштабов, какими характеризовалась в последующие годы. Еще не все узлы репрессивного механизма притерлись и работали без скрипа.

Мешали, думается, и такие люди, как Кузьмин, Павловский, Орловский. Их одергивали, снимали с должностей, убирали с дороги. Однако усилия этих людей были ненапрасными. Во всяком случае, нарком обороны Ворошилов — единомышленник и соратник вождя, неоднократно подчеркивал роль военной прокуратуры в том, что в 1931–1933 годах в частях Красной Армии наметился «решительный перелом» в борьбе с антиармейскими проявлениями, с дезертирством, неповиновением, нарушением уставных правил несения службы, число которых сократилось в несколько раз. Удельный вес осужденных к «высшей мере социальной защиты» (расстрелу) по 58-й статье УК к концу 1933 года достиг самого низкого показателя за весь советский период.

Новый Главный военный прокурор давно сумел разглядеть надвигавшуюся опасность. И в прежние годы он привлекал внимание руководства к нарушениям законности сотрудниками ОГПУ. Теперь, возглавив прокурорский надзор за карательными органами в масштабе всей страны, Орловский тем более остался верен своим принципам.

Однако ситуация выходила из-под контроля. 1934 год с полным основанием можно назвать поворотным в смысле организационного и нормативного оформления механизма репрессий. На первый взгляд, все сводилось к некоей организационной перестройке силовых структур. Но это было только внешне. На самом деле происходила смена существовавших приоритетов. Но зачем, если все оппозиционные силы фактически прекратили не только борьбу против курса партии, но и само свое существование, а главной целью государства, как и прежде, оставалось построение социализма? Чем объяснить развертывание террора по всей стране?

Многие исследователи сталинских репрессий связывают их начало с XVII съездом ВКП(б). При этом высказывается мысль, что на съезде будто бы имела место серьезная критика проводимого партией курса, а при выборах в центральные органы Сталин вообще не попал в состав ЦК и был введен в него лишь путем фальсификации результатов тайного голосования. Когда же информация об этом дошла до Сталина, он якобы начал преследование своих противников, в подтверждение чему приводится тот факт, что в последующие три года 70 % участников съезда были арестованы и расстреляны. Однако это, казалось бы, достаточно логичное объяснение представляется совершенно несостоятельным. Съезд действительно сыграл роковую роль в дальнейшем развитии событий, но совершенно по другой причине.

Парадокс, но пока существовала внутри партии хоть какая-то оппозиция, политическая борьба до своих крайних проявлений, до физического устранения идеологических противников не доходила. Но вот главного оппозиционера Льва Троцкого выслали за пределы СССР. К середине 1933 года объявлено об окончательной победе колхозного строя в деревне. Все, кого отнесли к кулачеству, были сосланы в Сибирь и Казахстан. Казалось бы, бороться больше не с кем. И вдруг со второй половины 1936 года, когда политических врагов внутри страны не осталось, начались такие репрессии, каких страна еще не знала.

С чего бы это? Ведь Сталину уже не угрожало абсолютно ничего. Никакой критики проводимого им курса на XVII съезде ВКП(б) не наблюдалось. Все было как раз наоборот. Сам Сталин назвал этот съезд Съездом победителей. Именно он и оказался на съезде единственным и безоговорочным победителем, абсолютным хозяином страны. Съезд прошел просто триумфально. Каждый тезис отчетного доклада Сталина прерывался бурными и продолжительными аплодисментами, ликованием и выкрикиванием здравиц в его честь. В прениях никто из более чем 130 выступивших не произнес ни единого критического слова в адрес вождя. А в числе ораторов были Киров, Хрущев, Жданов, Калинин, Ворошилов, Тухачевский, Буденный и множество других государственных, военных и партийных деятелей. Все они с энтузиазмом заверяли партию и ее вождя в преданности, возвеличивали Сталина и в самых превосходных степенях характеризовали его достоинства. Даже идейные противники Бухарин, Зиновьев, Рыков выступали с покаянными речами, клеймили свои прошлые ошибки, называя их заблуждениями, и возносили хвалу вождю.

Представленная в отчетном докладе Сталина политическая линия и практическая работа ЦК ВКП(б) были одобрены единогласно. Нет никаких документальных данных о неожиданностях при выборах в центральные органы партии. Все шло по заранее составленному сценарию, финалом которого стало триумфальное увековечение Сталина на советском Олимпе. Отныне он именовался «вождем всех времен и народов». Его власть стала абсолютной, а сам он — единоличным диктатором. Теперь исключались все разговоры о смене курса, тем более об уходе Сталина из руководства страной, или, хотя бы, о дележе власти.