Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Работавший маляром на станции Славгород Николай Голубев сам участвовал в бунте. Восставшие, очистив Славгород от белых, освободили из тюрем политических заключенных, многие из которых оказались закованны-ми в цепи. Преследуя отступавших белых под станцией Карасук они наткнулись на части Анненкова.

«Сил у нас оказалось явно мало, — вспоминал потом Голубев, — и мы начали отступать назад к Славгороду, где были окончательно разбиты. Кровавый зверь Анненков сразу же начал творить расправу над всеми. Даже женщин, детей, стариков вешали на столбы, привязывали веревками за шею, зацепляли лошадьми и пускали во весь опор. По его приказу забирали всех рабочих без разбору, уводили за город в лощину, ставшую полем смерти и расправ. Деревня Черный Дол, где находился наш штаб, была сожжена дотла, а крестьян, их жен и детей вешали на столбах».

Говорили, что подобным образом атаман хотел заглушить тоску по потерянной близкой душе — ручному медведю. Во всех походах при Анненкове находились прирученные волчица Динка-Анка, лисица и медведь Михаил. Как-то приставленный к ним казак Степан недоглядел, Михаил залез на крышу дома, зацепился за что-то, повис на кольце и задушился. Что тут было! Расстроенный Степан, боясь наказания разгневанного атамана, хотел застрелиться. Атаман двое суток в рот ничего не брал, кроме рома и коньяка. Основательно нагрузившись, требовал казнить всех «краснопузых» подряд, пару раз горько рыдал — так жаль было Михаила. Тоску утопил в вине и крови.

Имеется свидетельство человека и с «той стороны баррикад». Около трех лет служил у Анненкова личным шофером Алексей Ларин. Понятно, немало довелось ему повидать за это время, а память у Ларина оказалась покрепче, чем у хозяина. После ареста он рассказывал следователям:

«Как-то летом 1918 года Анненков распорядился приготовить две грузовые машины для срочной поездки в одно село, что в 70 верстах от Славгорода. Выехали примерно 25 офицеров и казаков во главе с самим атаманом. Когда доехали до села, Анненкову принесли список из 10 человек, арестованных за симпатии к красным. Этих людей держали в сельском правлении. Атаман распорядился посадить всех в машину, и мы поехали назад. Верстах в пяти от села Анненков остановил машины. Он приказал своему адъютанту Смородинову расстрелять четверых крестьян на глазах остальных, а этих выпороть нагайками, что и было немедленно сделано. Сам атаман в избиении и расстреле участия не принимал, но внимательно наблюдал, как выполняется его приказание. По окончании экзекуции мы уехали.

В тот же день верстах в 50 от Славгорода по приказу Анненкова были запороты до полусмерти еще четверо каких-то крестьян. Произошло это следующим образом. Недалеко от села мы остановили машины. За рулем одной из них сидел сам Анненков. По его предложению на машине укрепили красный флажок с надписью что-то вроде «Учредительное собрание». Возле нас остановились четверо совершенно незнакомых крестьян, шедших по дороге. Кто-то из них обратился к Анненкову с вопросом: «Вы красные или черные?» За атамана ответил один из солдат: красные. Крестьяне вступили с нами в разговор, вели себя доброжелательно. Но Анненков резко прервал беседу и приказал всех четверых выпороть. Казаки стащили с мужиков штаны, заворотили наверх рубахи и стали их пороть тупыми концами клинков. Крестьяне кричали от невыносимой боли, просили помиловать. Несмотря на их мольбы, несчастных пороли до потери сознания. После этого Анненков приказал ехать в следующее село».

И все это делалось под лозунгом «С нами Бог», красовавшимся на каждом анненковском вагоне, на автомашинах, на эмблемах казаков его «партизанского отряда». В тот день атаман был весел, все время подшучивал над помощником своего личного повара — арапом, взятым под Черкасском, почему он такой «грязный». Негр в ответ что-то бормотал по-французски, подавая своему повелителю яблоки и сладости. Все были довольны.

Ликвидировав Советскую власть, Анненков приступил к организации «нового порядка» во всей округе: упразднил волостные, земские и сельские комитеты. Взамен в деревнях и селах появились старшины, старосты. Под угрозой расстрела каждого пятого крестьяне сами вносили контрибуцию, удалось собрать немало ценностей и денег.

В донесении в Омск о выполнении порученного ему дела Анненков об этом, правда, не пишет. Главное — Славгородский уезд не только признал власть Омского правительства, но и дал несколько тысяч добровольцев. Это серьезная заслуга, и атаман ходатайствовал об оформлении своего отряда в добровольческую дивизию и присвоении ей его имени. Военный министр Иванов-Ринов удовлетворил все просьбы Анненкова.

Здесь мы, пожалуй, впервые столкнулись с удивительной способностью людей, подобных Анненкову, к нравственному выживанию в самых экстремальных ситуациях. Ну, например, когда кажется, уже и перед собственной совестью не оправдаться. Ан нет, лазейки находятся: «Сам атаман в избиениях и расстрелах участия не принимал…». Мы еще убедимся в этом, сей оправдательный тезис использовали и белые, и красные, и фашисты, и полицаи — все те, кто умывался чужой кровью. Вспоминает атаман:

«Если в Славгородском уезде в первые руки нам выпала ликвидация восстания, то в окрестности Семипалатинска мы вступили, когда этот край был уже занят войсками Омского Временного правительства. Здесь сначала пришлось заниматься дополнительным формированием войск отряда. Нам для этого отвели Восточно-Сергопольский район Семиреченского фронта. Мы пополнились в основном за счет местных казаков-добровольцев. Отряд возрос до нескольких тысяч партизан. В него входили пять полков кавалерии, один полк пехоты и несколько артиллерийских батарей. В отряде были свои традиции и правила. Особое значение я придавал поддержанию правильных взаимоотношений в отряде. Во время германской войны между офицерами и рядовыми происходило слишком много инцидентов. Дело в том, что многие офицеры царской армии стояли далеко от солдат, не вникали в их нужды, проявляли высокомерие и грубость. Поэтому у меня кадровая политика проводилась с учетом прошлых уроков. В офицерский состав у нас производили из рядовых. Сначала принимали в отряд в нижние чины даже бывших офицеров. Если вступавший сумел себя показать в боевом отношении достойным командира роты и даже полка, то его назначали. Все офицеры и простые казаки обращались друг к другу на «ты». Введено было слово «брат» вместо «Ваше благородие», «Ваше превосходительство». Например, брат-атаман, брат-ротный, брат-вахмистр.