Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Все это вовсе не досужий вымысел, не плод воспаленного воображения, а свидетельства живых людей, очевидцев или участников событий — ближайших сподвижников Анненкова, его подчиненных, местных жителей. Военком одного из красных полков, преследовавших Анненкова, Василий Довбня показал потом на допросе в ОГПУ:

«В июле — августе 1919 года в Лепсынском уезде Семиреченской области появился белый отряд, пришедший со стороны Сибири и прославивший «силу русского оружия» рубкой голов и порками мирного населения. Отсутствие сопротивления давало возможность пьяной, разнузданной банде офицеров и присоединившихся к ним казаков безнаказанно пороть и рубить мирных жителей, насиловать женщин и девушек, грабить их имущество. Горе тому, кто пытался не то что защитить, а лишь только высказать свое неудовольствие по поводу грабежей и насилия. Его сразу же объявляли большевиком и в лучшем случае пороли плетьми, а то и рубили, да не просто рубили, а истязали. Отрубят ногу, руку, разрежут живот. Всех больных и раненых, находившихся в лепсынском лазарете зверски изрубили. Лежавший больной тифом старый партиец, незадолго перед этим приехавший из Перми, был жестоко избит, затем ему распороли живот и выбросили в город, где он умер через сутки.

В ответ на это крестьяне селений Черкасского, Новопетропавловского и Новоантоновского вместе с беженцами из города Лепсы и окрестных сел стали усиленно организовывать вооруженную защиту от этих банд. Вслед за ними стали организовываться и другие близлежащие села, жители окопались. Оружия не хватало, да и оно было допотопное: на весь район около 100 винтовок — все системы Бердана, на каждую не больше десятка патронов. Трехлинеек — десяток-другой. Орудий не имели совершенно. С таким вооружением приходилось отвечать чуть ли не на ежедневные налеты и обстрелы постов и разъездов, отражать попытки белых занять то или иное селение.

Просидев в окружении белых до пяти месяцев и не получая никаких известий о положении вокруг, в первых числах января 1920 года мы решили занять село Аксу, находившееся в руках белых. Через Аксу предполагалось наладить связь с городом Каналом, где находились красные отряды. Но до него было около 250 верст. Стояли сильные морозы, доходившие до 30 градусов. Наступление предполагалось провести из села Новоандреевского, куда стянули красноармейцев со всего района. В селах осталось по десятку бойцов.

Анненков, знавший о нашем передвижении через своих осведомителей, повел наступление на Новоандреевское с расчетом расчленить красных на две части. По счастью, разразившаяся метель помешала полураздетым и полуразу-тым красноармейцам выступить на Аксу, и они возвратились по своим селам. Но белые начали наступление и заняли околицу. Местный гарнизон Новоандреевского, несмотря на примитивное вооружение и малочисленность, совместно с прибывшим Петропавловским эскадроном разбил белых, заставил бросить при бегстве до сотни японских винтовок. Это значительно укрепило оборону района.

Спустя несколько дней жителям села Новоандреевского привезли письмо от Анненкова, в котором он рекомендовал заняться мирным трудом, готовиться к предстоящему весеннему севу, восстанавливатьхозяйство и не чинить ему препятствий в наведении порядка. В частности, Анненков заверял, что он не такой, как генерал Ионов, который ставил своей задачей уничтожить крестьян Семиречья. Далее атаман предупреждал, что в противном случае он не остановится ни перед чем, чтобы захватить Новоандреевское. Вместе с письмом нам. доставили несколько вырезок из газет. В одной из них говорилось о восстании и расстреле большевистских комиссаров в Ташкенте, в другой сообщалось, что теперь Россия встала на истинный путь, на который стремился поставить ее генерал Корнилов, расхваливался Колчак.

На эти письма мы ответили, что порядок наведем сами, воевать не хотим и если Анненков такой хороший, не хочет кровопролития, то ему здесь делать нечего, может уходить»

Атаман никуда не ушел, но и своих людей под пули посылать не спешил, несмотря на огромное превосходство в силах. Терпеливо выжидал подходящий момент. И дождался, что восставшие районы не выдержали долгой блокады. Голод заставил «бунтовщиков» подчиниться его требованиям.

Как только сопротивление было сломлено, Анненков начал наводить «порядок». У крестьян забирали скотину, инвентарь, брички, одежду. И не смей выражать неудовольствия, делай приятное лицо, иначе — либо виселица, либо пуля в лоб.

В селе Антоновском белогвардейцы заходили в дома, выгоняли мужчин, насиловали женщин. Иногда это делалось в присутствии мужей. Зарубили прапорщика Кривого, воевавшего на германской войне, жителей села Косенко, Крива, Прохорко, Корниенко, Детьянен-ко. Последний, между прочим, уговаривал крестьян во время митинга сдаться на милость Анненкова. Трупы расстрелянных оставляли при въезде в населенные пункты для устрашения других. Они лежали почти месяц и были убраны лишь накануне прибытия красных.

В селе Новоандреевском расстреляли партийца Шапошникова с отцом и братом. Самого Шапошникова сразу не убили, а только ранили в живот и ноги. Он дополз до своего дома, где и скрывался целую неделю. Когда раны стали гноиться, Шапошников вынужден был сдаться анненковцам. Его сразу же зверски зарубили.

Подчиненные считали Анненкова искусным стратегом. Способности к военному делу у него, безусловно, имелись. А стратегия… Взять и разграбить безоружное село особого военного искусства не требуется. Село Константиново анненковцам почти не сопротивлялось. Несмотря на это, сожжено. Над жителями долго измывались. Даже матушку местного попа изнасиловали впятером. Несколько человек спрятались под церковью — подожгли и церковь. Весело расстреливали бегущих оттуда крестьян.

Жители сел Черкасского, Новопетропавловского и Новоантоновского удерживали анненковцев в течение 14 месяцев. Они сами набивали патроны, сделали даже пушку и снаряды к ней. Когда села все-таки были заняты, многие крестьяне, чтобы не попасть в руки карателей, покончили с собой. Другие, надеясь избежать горькой участи, записывались в войско Анненкова. Но и этих не минула трагическая развязка — они были зверски зарублены или расстреляны в камышах Уч-Арала. Так что атаман явно кривил душой, заверяя о своем снисходительно-благородном отношении к сложившему оружие противнику.

Формулы «белый террор» и «красный террор», в то время вполне реально означали лютую взаимную ненависть, жестокость, разнузданность нравов. С обоих берегов Гражданской войны обильно полилась человеческая кровь. Убийство становилось профессией не единиц, а тысяч людей. И без того немалые списки покидавших бренную землю не по собственной воле все пополнялись. А жизнь продолжалась своим чередом — пишет Анненков: