Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Между тем снабжались белые войска централизованно, причем значительная часть провианта шла через иностранные миссии. Зависимость? Конечно. Но, как считал Анненков, Колчак был слепым исполнителем воли союзников и под их влиянием находился всецело. Английская миссия имела свою контрразведку, ее агенты шныряли в Омске и других городах, по всей Сибири. В Омске же стоял штаб чешской контрразведки, в Новосибирске — польской. Были свои штабы у французской, итальянской контрразведок. Так что, конечно же, зависимость: кто платит деньги, тот и заказывает музыку.

В правительственных кругах по прибытии союзной миссии речь шла лишь о бескорыстной помощи Белому движению в борьбе с большевиками. Но потом стало ясно, что за эту помощь придется расплачиваться имеющимися в России природными богатствами, ее ресурсами. Пошли разговоры, что долги России будут возмещаться новым правительством. Вывезенным из Казани золотым запасом Российской Империи Колчак надеялся расплатиться за военные поставки для его армии. Анненков корил адмирала за посрамление «русского престижа», однако сам ни от чего заграничного не отказывался.

На вооружении анненковцев были английские и японские винтовки, тяжелые пушки, японские, американские и французские пулеметы. Верхнее обмундирование и шинели — английские и частично японские. Френчи и шаровары, одеяла и снаряжение, ботинки и обмотки — все было английским или японским. Иностранные миссии поставили Колчаку условие: распределять имущество и контролировать расход они будут сами. Все делалось так, что иностранные миссии имели возможность руководить практически всеми вопросами.

Более того, английская миссия давала свои кадры преподавателей для обучения офицеров и унтер-офицеров. Были специальные вооруженные отряды из представителей «союзников» — канадский, например, под британским флагом численностью до батальона, во Владивостоке — итальянские части.

Анненковцы чувствовали себя в Сибири хозяевами. Один из офицеров Анненкова — Макаров был командирован во Владивосток. На станции его толкнул кто-то из итальянских солдат. Макаров сказал по-итальянски: «Нельзя ли поосторожней?» В ответ услышал: «Какая неблагодарная русская сволочь! Мы пришли вас защищать от большевиков, а вы требуете, чтобы мы уступали дорогу.» Когда Макаров потребовал уважения к себе более решительно, один из итальянцев крикнул: «Что на него смотреть, дай ему в зубы!» Солдат ударил Макарова по лицу. Тот выстрелил в обидчика. На шум сбежались итальянские солдаты, открыли стрельбу. Макаров был убит.

С разгромом Колчака и падением Сибирского правительства снабжение армии оружием и имуществом вообще прекратилось. И тогда атаман решил: каждый командир должен сам заниматься обеспечение своего отряда за счет местного населения. Начались обширные реквизиции, которые, как известно из истории, ни к чему иному, кроме протеста тех, у кого что-то изымается, не приводили. Впрочем, поборы населения «реквизицией» называли сами анненковцы. По существу это был самый откровенный грабеж, когда у людей отнимали нажитое собственным трудом. Вместо оплаты всучивали не представлявшие никакой ценности бумажки — квитанции, по которым никто не выплачивал ни единой копейки. Но и у грабителей запасы продовольствия, обмундирования и боеприпасов не шибко увеличивались, поскольку все транжирилось безалаберно. Зато росло народное недовольство. Приходилось взывать и к чувствам соотечественников, подобно тому, как это сделали казаки Сибирского полка:

«Одиннадцать веков строилась Русская земля. Бесчисленными жертвами своих сынов, умом и мужеством лучших людей, камень за камнем возводилось здание русской государственности, и из маленького племени «русъ» выросла великая державная Россия.

В блеске ее славы, под сенью ее державной мощи крепло народное благосостояние, и близок был час, когда первая по силе Россия должна была стать первой по богатству и счастью страной. Но, отравленный ядом большевистского безумия, великий народ пошел за своими лжеучителями и, как библейский Самсон, был ослеплен и потерял свою силу. Ужасами небывалого лихолетья покарал господь Русскую землю.

Потерявши разум, веру и совесть, ослепленные русские люди с легким сердцем подменили суровую государственную мудрость дешевками большевиков, животные инстинкты разнузданной черни признали за волю народа и в два года дотла разрушили тысячелетнюю державу. Исчезла железная мощь великой страны, померкла ее гордая слава, и последним между последними, жалким, презренным, бездомным стал стовосьмидесятимиллионный державный народ.

На троне Великого Петра — подъячий Ленин, фельдмаршальский жезл старика Суворова — в руках Лейбы Бронштейна, а в московских соборах — конюшни красноармейцев. Русские люди! Тени великих строителей нашей земли, ее вождей и героев, вся святая распятая Русь зовет вас. Очнитесь, прозрейте и в едином жертвенном порыве отдайте себя на великое дело спасения гибнущей Родины! Вставайте, идите, спасайте!»

Неохотно и немногие вставали, медленно шли, и потому о спасении можно было только говорить.

«Положение осложнялось волнениями населения. Дальше бороться становилось невозможно. Мною был отдан приказ начальникам северной и южной групп начать одновременный отход за границу. Северная группа Бакича, имевшая в своем активе около двадцати с половиной тысяч бойцов, включала еще примерно тринадцать тысяч беженцев, множество эвакуированных из Оренбургской армии учреждений. В южной группе было много семиреченских казаков и части Сибирской армии. Ее возглавлял атаман сесмиреченского казачьего войска Щербаков. Здесь же находился и генерал Дутов. Эта группа отходила без давления со стороны противника. Она оторвалась и первой ушла в Китай. Я командовал центральной группой, в которую входили главным образом партизанские полки общей численностью около девяти тысяч человек. Беженцев в моей группе не было.

В моем приказе об отходе за границу было указано на недопустимость принуждения к этому лиц, не желавших интернироваться. Так что за границу перешло гораздо меньшее количество войск. К тому же случались эксцессы. Перед границей вспыхнуло восстание Оренбургского казачьего артиллерийского дивизиона. Оно началось с того, что мой помощник полковник Асанов объявил свой приказ о нежелании уходить из Советской России и призвал все партизанские части не переходить китайской границы. Со своей стороны я подтвердил, что борьба с Советской властью прекращается, во всяком случае на ближайшее время, и пусть каждый офицер и партизан подумает, оставаться ему в пределах России или двигаться в Китай. Был выстроен весь отряд.»