Михаил Трофименков - Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда

Еще большую глупость Вангер совершил, оповестив Госдепартамент и прессу, что, по сведениям из достоверных источников, Франко внедрил в Голливуд агентов, чтобы те уничтожили негатив «Блокады». Позже Вангер признался в создании фейка: Франко, скорее всего, о «Блокаде» даже не слышал.

Урок пошел Вангеру впрок. Той же весной он покинул организацию «Фильмы за демократию», одним из основных спонсоров которой был наряду с Шервудом Андерсоном, Драйзером, Лангом, Марчем, Дадли Николсом. Собственно говоря, это был переименованный Frontier Film, в эйфории Народного фронта растерявший революционный запал. Но Вангер не остался внакладе, уже осенью возглавив Киноакадемию.

«Блокада» не стала ни триумфом НФ, ни шедевром, но историческую роль сыграла, нарушив табу на антифашизм. Закрепить прорыв Лоусон, Вангер и Дитерле пытались сценарием «Персональная история» о любви репортера Джо и красавицы немецкого происхождения Мириам. Узнав, что с ее матерью случилось несчастье, они отправлялись в Берлин. Выяснялось, что мать покончила с собой, не желая отречься от мужа-еврея — доктора Бергеманна. Джо обращался в антифашистскую веру, спасал еврейских детей и вызволял Мириам из гестапо. Параллельно больная жена нацистского бонзы умоляла доктора спасти ее, но он, хотя никто в мире, кроме него, не мог ее прооперировать, отказывался: евреям запрещено лечить арийцев.

Все они попадали в Вену, доктор оперировал несчастную, но тут в Австрию вступал вермахт, а в операционную врывались гестаповцы. Доктор с чистой совестью заверял их, что в жилах пациентки течет (после переливания) еврейская кровь. Перевоспитавшийся бонза советовал героям вернуться в Америку и бить там во все колокола.

Лейтмотив фильма — и это в зачищенном от еврейской темы Голливуде — разговоры о еврейской гордости.

Брин и Хейс, как им свойственно, потребовали множества поправок (их выполнил Бад Шульберг) и надолго замолчали. 29 июня Вангер закрыл фильм, сославшись на «трудности с кастингом», и дал слово вернуться к нему при благоприятных обстоятельствах. Слово он сдержал: сценарий Лоусона лег в основу «Иностранного корреспондента» (1940), только вот найти в фильме Хичкока даже тень его невозможно.

«Блокада» открыла самый значительный голливудский период Лоусона. Он адаптировал французскую гангстерскую балладу в духе «поэтического реализма» «Пепе ле Моко» («Алжир», 1938), сочинил музыкальную драму «Будет им музыка» (1939) и мистический триллер «Неупокоенный» (1940). Так Лоусон «разминался» в преддверии перемен, которые развяжут ему руки: ждать оставалось недолго.

Ивенс, с апреля 1934-го живший в Москве, приехал в США в феврале 1936-го по приглашению Колумбийского университета, готовил фильм по сценарию Дос Пассоса о Голливуде, восхищавшем и ужасавшем его, но Испания вернула его в строй.

В декабре 1936-го голливудские и нью-йоркские левые (Дос Пассос, Арчибальд Маклиш, Одетс, Паркер, Хеллман, Хемингуэй, Хэммет, Герман Шамлин) основали Общество историков современности: вопреки названию, не исторический кружок, а продюсерскую структуру под один-единственный фильм, вошедший в историю и легенду под названием «Испанская земля». Правда, еще до этого будущие «историки» уже выпустили совместными усилиями «Испанию в пламени», но это была компиляция из республиканской и советской кинохроники. Собрала ее один из величайших монтажеров в истории кино Хелен Ван Донген. Подруга и соавтор Ивенса работала в тот момент на советскую прокатную фирму Artkino. Над закадровым текстом работали Дос Пассос, Хемингуэй, Маклиш и 24-летний начинающий писатель, испаноамериканец Пруденсио де Переда. Теперь же речь зашла о фильме оригинальном и требующем от авторов мужества. Ивенс и Маклиш собрались снять его на месте событий и посвятить аграрной реформе в Испании: слом феодальной экономики — нерв революции. Денег «историки» собрали в обрез — восемнадцать тысяч.

Из сохранившейся финансовой документации «Испанской земли» известны спонсоры: одна организация и тридцать человек, среди которых были юристы, филантропы, испанисты, музейные работники. Самую крупную сумму — четыре тысячи — внес Североамериканский комитет помощи Испании. Из частных лиц — Хемингуэй: тысячу. Позже он добавил еще как минимум 2 750: считается, что его общий вклад составил пять тысяч. Семеро вложили по пятьсот долларов. Среди них легендарный издатель Ральф Ингерсолл, Фредерик Марч, Хеллман, Шамлин и примечательный человек по имени Джеральд Мерфи, художник с Лазурного берега, один из ключевых персонажей колонии американских экспатов. Супруги Мерфи считаются прототипами героев романа Фицджеральда «Ночь нежна».

Маклиш вложил забавную сумму: 430 долларов 74 цента. Сто пятьдесят — Эдна Фербер, по книгам которой сняты славнейшие хиты Голливуда: «Плавучий театр» (1929, 1936, 1951), «Симаррон» (1931, 1960), «Гигант» (1956). По сто — Кегни, Кромвель, Муни, Паркер, Рафаэльсон, Таттл, Хэммет. А еще соавторы-композиторы множества хитов Ральф Райнгер и Лео Робин. Двадцать пять — автор триллеров Харольд Голдман.

Маклиш, Ивенс, оператор Джон Ферно и Дос решили взять за «точку опоры» жизнь одной обычной деревни и даже выбрали ее: Фуэнтидуэнию-де-Тахо к юго-востоку от Мадрида.

Наш голландский режиссер согласился со мной, что вместо того чтобы делать фильм исключительно из крови и кишок, мы должны найти что-то, что строится в расчете на будущее, посреди нищеты и резни. — Дос Пассос.

Но какая, к черту, реформа в таком пекле: тема земли могла быть лишь контрапунктом к всепоглощающей войне. В марте группа обосновалась в двух шагах от фронта, в мадридском отеле «Флорида» — сюрреалистическом ковчеге, населенном шпионами и контрразведчиками, профессиональными революционерами и наемниками, мутными красавицами и журналистами. Окончательно группа сложилась с явлением Хемингуэя. Ивенс утверждал, что сагитировал его написать комментарий к фильму, когда они обмывали случайную встречу в Париже. Хем оказался незаменимым организатором, что на войне равнозначно ангелу-хранителю. Добыть транспорт, столковаться с отчаянными милисианос и «чекистами», как на советский манер называли сотрудников республиканской госбезопасности, мог только он. Не говоря уже о том, что у него никогда не иссякал запас виски, а в карманах всегда находилась сырая луковица.

Мы работали в Мадриде в разбитом снарядами доме, который фасадом выходил в парк Каса-дель-Кампо. Внизу шел бой. Нам видно было, как он продвигался по низине и вверх по холмам. Мы чувствовали его запах, вкус его пыли; звук то нараставшей, то стихавшей винтовочной стрельбы напоминал раскатистый треск рвущегося огромного холста, а сквозь него прорывался кашель орудий, гул снарядов расположенных позади нас батарей, грохот далеких разрывов и сразу же — клубы желтой пыли. Но для съемки все это было слишком далеко. Мы пытались работать ближе, но снайперы засекали киноаппараты, и работу приходилось прекращать. ‹…›