Алексей Кочетков - Черное солнце Украины

«Я всегда был националистическим активистом», — говорит Фонтана [465]. «Когда я вижу толпу — я иду туда.

То, что я увидел, было совершенно отвратительно. Это было всего лишь проевропейским, новая Оранжевая революция как в 2004. Совсем не моя тарелка. Когда я возвратился в январе, однако, атмосфера поменялась. Это больше не было только о чепухе наподобие освобождения Юлии Тимошенко, которая является всего лишь ещё одним олигархом, который попадает в тюрьму. Националисты присоединились к демонстрантам после попытки Януковича разогнать Майдан и столкновений с полицией и с Беркутом», — вспоминал он [466].

Фонтана идентифицирует себя как «национал-революционера, антиимпериалиста, антикоммуниста, антиамериканиста и антисоветчика», а украинскую революцию характеризирует как националистическое восстание против коррумпированного режима, в котором он хотел принять участие большую часть своей жизни. То, что это восстание спонсировалось «империализмом», и, в первую очередь, американским, Фонтану не смущает. Возможно, он даже не задумывался об этом. «Атмосфера национальной революции очаровала меня. Много различных сил сражались бок о бок, от евродемократов, которых я не люблю, не потому что они демократы, а потому что они проевропейские и поддерживают бюрократическую, руководимую банкирами Европу, которая определенно не является моей Европой, и до всех видов других групп. В первый раз мы имели людей за нами, от интеллектуалов до рабочих и безработных. Это был фантастический опыт. Различия были неважны — что было важно, так это бороться с режимом. «Правый сектор» сам состоял из многих разных групп, от христиан до язычников вроде меня, и даже некоторых скинхедов, которые, к счастью, в конечном итоге были выброшены» [467].

Вскоре Фонтана оказался вовлечён в «Правый сектор». «Люди наподобие меня легко распознают других наподобие себя, несмотря на языковой барьер. Поэтому я начал проводить больше времени в Киеве, помогая Правому сектору, хоть я и не сражался в первой линии», — говорит он [468]. «Ярош оказался противоположностью тому, как описывала его пропаганда. Он был небольшим парнем с добрейшими глазами и улыбкой, которые я когда-либо видел, и первое что он мне сказал, было «Как я могу Вам помочь?» [469]. Этого и ряда таких же, несколько «поверхностных» впечатлений Фонтане оказалось вполне достаточно для того, чтобы осознать, что украинские националисты борются с мировым империализмом. «Человек с добрейшими глазами» не может находиться по другую сторону борьбы за светлое будущее. «У него были мягкие тёмно-золотистые волосы и удивительные глаза — серо-зеленые, всегда внимательно вглядывающиеся в собеседника, доброжелательные и весёлые. Никто никогда не замечал в этом взгляде выражения безразличия» [470]. Впрочем, это уже не о Яроше, это — о Дзержинском. Тоже добрый взгляд у человека был. И весёлый…

Смущает в высказываниях Фонтаны не столько их очевидная поверхностность, сколько возраст их автора. К 52 годам люди обычно накапливают тот объём опыта, который позволяет им оценивать происходящее не только на основе внешних впечатлений, но и на основе сопоставлений, анализа… А как можно назвать человека, который в 52 года воспринимает мир так же, как другие люди воспринимают в 14? Наверное, такого человека можно назвать «романтиком». К чести итальянских ультраправых, Фонтана оказался единственным итальянским активистом с членским билетом «Правого сектора».

Фонтана всё-таки касается глубинных причин, подтолкнувших его в объятия украинских нацистов: «…то, что я пережил, вернуло мне много из моего прошлого. Я научился отказываться, ведь, по началу, они не хотели меня брать, потому что я был слишком старым и тучным. Мне пришлось подтолкнуть себя, и я был по-настоящему горд, когда они приняли меня. Это вернуло мысли и мечты, которые у меня были» [471]. Украина стала для Фонтаны сказочным возвращением в дни его молодости. За такую возможность можно пожертвовать многим и на многое можно закрыть глаза. В конце концов, за подобную сказку расплачивается не сам Фонтана, а другие люди — дети Донецка, например. Конечно, кто-то из этих детей уже не сможет дожить до двадцатилетнего возраста, но какое это имеет значение, если самому Фонтане снова двадцать? С точки зрения итальянского наёмника — никакого.

Иногда Фонтана «путается в показаниях»: «Откровенно говоря, я могу понять, когда Путин не хочет видеть НАТО и других у себя на заднем дворе. Я сам был Путиным, когда я прибыл на Майдан, и если бы мне пришлось выбирать между Россией и Америкой — я бы выбрал Россию. Во-первых, Россия — это часть Европы. Если вы поедете в Санкт-Петербург, вы найдёте там итальянскую архитектуру, если вы поедете в Нью-Йорк — вы найдете липовую итальянскую пиццу.

Это разные культуры, с разными корнями. Во-вторых, американцы и британцы напали на Италию. Прямо возле Милана они убили бомбами 190 человек» [472].

По мнению Фонтаны, его встреча с украинской революцией стала во многом случайной. Он вполне мог бы оказаться и на стороне ополчения Донбасса: «Есть определённое уважение и связи между европейскими ультраправыми и националистами, воюющими по обе стороны», — говорит Фонтана. «Меня не интересуют люди с Приднестровья или Кавказа. Для меня не составляет проблемы стрелять в них. Но есть интерес и уважение между нами добровольцами. Я знаю их происхождение, я сам мог быть среди них. Но боги любят играть с судьбами. Мы даже общаемся друг с другом, конечно не о военных секретах. С политической точки зрения, я понимаю мотивы моих врагов, и они называют меня «мой уважаемый враг»». В сознании этого человека вполне органично сочетаются антиамериканизм и факт того, что именно США сыграли основную роль в развязывании конфликта на Украине. «Есть один итальянец здесь, он тосканец, как и я, он из Лукки. У него есть жена и сын на Донбассе и он, как и я, против Соединённых Штатов. Я никогда не видел американца на Донбассе. Я нашёл здесь вещи, которые я считал потерянными для мира и меня не радует мысль, что эта страна будет заполнена Макдональдсами в ближайшие 10 лет и потеряет свои традиции».

Фонтана прославился у себя на родине благодаря репортажу, сделанному известным итальянским военным журналистом Фаусто Билославо для издания il Giornale под названием «Чёрные человечки» [473].

Фаусто старался скрывать своё лицо, но получалось это достаточно комично. Вскоре он был вычислен итальянскими антифашистами и перестал прятаться. Несмотря на прекращение своей боевой деятельности на Донбассе, Фонтана сохраняет связи с украинским нацизмом. Журналист Владислав Мальцев приводит убедительные доказательства того, что Фантана отправился в Европу в роли своеобразного эмиссара «азовского движения» [474]. Британский антифашистский сайт Hope not Hate называет Фонтану вербовщиком добровольцев для полка «Азов» среди британских неонацистов. А также руководителем британской ячейки международного неонацистского движения Misanthropic Division, сооснователь которого, Сергей Линник, является личным охранником Андрея Билецкого [475].