Алексей Кочетков - Черное солнце Украины

Причины прекращения боевой деятельности Фонтаны не очень понятны. Согласно его личному свидетельству, он хотел сражаться, но лидеры «Правого сектора» препятствовали отправке иностранца на фронт, так как это могло быть использовано российской пропагандой. А представители Hope not Hate утверждают, что Фонтану банально выгнали из «Азова» за выходку в пьяном виде, что никак не мешает ему делать из себя героя на Западе [476].

Есть информация, что активность Фонтаны границами Италии и Великобритании не ограничилась, и что Фонтана занимался вербовкой ультраправых боевиков даже в Бразилии [477]. Пауло Сезар Жардим, глава отдела по противодействию и борьбе с неонацистскими организациями в первом отделении полиции города Порту-Алегри, в интервью Sputnik Brasil заявил: «Около 10 месяцев назад мы получили информацию, что люди из Украины и других стран Восточной Европы приехали сюда, чтобы вербовать членов неонацистских групп в батальон «Азов» для отправки их на Украину. Многие люди были задержаны и дали показания» [478].

Обыски прошли в семи городах Бразилии, рекрутеры были задержаны, но вскоре отпущены из-за особенностей бразильского законодательства. Вербовочная деятельность проводилась на юге Бразилии, в среде гаучо, то есть белого населения Бразилии. Сообщается, что бразильские неонацисты готовились применить добытые на Украине навыки в собственной стране [479].

Ещё одна яркая личность среди иностранных добровольцев «Азова» — Гастон Бессон. Этот человек был первым руководителем «азовского» «иностранного легиона». Официально эта структура называется «Международной компанией полка «Азов»». На пост Бессона в социальной сети «Фейсбук» с призывом к иностранцам вступать в «Азов» откликнулось много будущих легионеров. Своё воззвание он подписал от имени «Украинского иностранного легиона» [480].

О Бессоне известно, что он родился в 1967 году в Мексике, где жила его семья на тот момент. «Я не наемник и даже не секретный агент. Я не прячусь. Я называю себя революционером, идеалистом, который прошёл две войны и восстания в Хорватии, Боснии, Бирме, Лаосе и Суринаме», — так он описывает сам себя [481].

ВВС со ссылкой на France.info пишет, что Бессон успел повоевать даже в Колумбии, вероятно, на стороне проправительственных контрас [482]. Итальянский корреспондент Фаусто Билославо пишет, что мать Бессона, которая занималась виноделием в Бургундии, в своё время поставила сыну ультиматум: либо он идёт работать на семейное предприятие, либо в армию. Гастон Бессон выбрал пять лет службы в десантных войсках и спецназе. Потом его неофициально направили в Юго-Восточную Азию обучать военному делу восстававшие там племена, которые исповедуют католицизм и поддерживаются Францией ещё с колониальных времен [483].

Важным этапом жизненного пути Бессона была война в Хорватии, которая стала для европейских ультраправых начала 90-х чем-то вроде Сирии для современных исламистов. На войне он был трижды ранен: первый раз рядом с Вуковаром, второй и третий раз — в Боснии [484]. Бессону перебило обе ноги и сейчас, по некоторым сообщениям, он ходит с тростью [485]. При этом, он получает пенсию офицера, как капитан в отставке. Видимо, пенсия у него достаточно неплохая, так как он может позволить себе жить с женой и детьми на хорватском побережье [486]. Пишут, что в Хорватии он командовал бригадой, которая насчитывала около 500 человек, то есть был достаточно серьёзным военачальником [487]. Заслуги Бессона в этой войне были оценены в Хорватии и сейчас он занимает пост главы «Ассоциации иностранных добровольцев Отечественной войны 1991–1995 годов» [488]. В Хорватии у Бессона осталась жена с детьми [489].

На Украину Гастон Бессон попал ещё во время «Евромайдана», желая принять участие в социальной революции.

«Изначально я приехал сюда, потому что был убеждён, что Майдан был социальной революцией. Он не был восстанием против России, какой-то антироссийской акцией. Но Путин превратил социальную революцию в этническую войну. Когда я увидел это, я снова понял, что вам нужна помощь. Я понял, что ваши ребята нуждаются в обучении, потому что, когда вы просто надеваете форму, вы сразу не становитесь солдатом, нужно ещё тренироваться. Во время Майдана я познакомился со многими ребятами в Киеве. Так что, когда я вернулся в Украину снова, я уже знал многих ребят, которые хотели вступить в добровольческие батальоны. Я сказал, что я могу быть полезен, и батальон «Азов» сразу попросил меня присоединиться к ним и помочь с подготовкой. Мы решили создать что-то вроде интернационального легиона. Смешанный батальон из европейских добровольцев, чтобы показать, что мы не против русских, мы за социальную революцию», — вспоминает Бессон [490]. Скорее всего, за время своего пребывания на Украине Бессон так и не удосужился прочитать «Идею Нации». В ином случае едва ли он стал бы настаивать на том, что «мы не против русских». Если это так, то против кого направлен тезис о необходимости превращения Украины в моноэтническое государство?

При этом свои политические взгляды Бессон идентифицирует как анархистские [491]. В интервью France Info, как пишет ВВС, он тоже называет себя «левым революционером» [492]. Но не стоит критиковать Бессона за подобные высказывания: современные западные левые способны оправдать любой геноцид, если это соответствует их теоретическим догмам. И, можно предполагать, среди людей, принадлежащих этому политическому спектру, сочувствующих украинским националистам достаточно много. Западное левое движение пропитано духом русофобии и любое противостояние России они склонны интерпретировать как «защиту демократии». Сегодня происходит реальная фашизация левого движения, что, впрочем, не является удивительным: многочисленные левые партии уже давно находится на службе и содержании того самого капитала, с кем они официально призваны бороться. Отстаивать права гомосексуалистов оказывается намного проще, чем бороться с властью транснациональных корпораций.

В своём знаменитом обращении к иностранным добровольцам, Бессон пишет: «Мы социалисты, националисты и радикалы» [493]. В интервью украинским журналистам он говорит: «Мы можем быть социалистами и националистами, но при этом мы просто хотим защитить нашу землю и жить в своей стране. Мы патриоты, но не империалисты. У них наоборот — главное Империя. Им нужна Великая Россия, и они готовы убивать невинных людей для неё. То же самое было в Сербии 20 лет назад» [494]. В данном высказывании фальсификацией является всё. Сама идея «империи» вступает в противоречие с тем фактом, что Донбасс изначально был русской территорией; то же самое, что происходит сегодня на Донбассе, происходило и на территории бывшей Югославии: Сербия стремилась защитить собственное население, компактно проживавшее на территориях «краин». Можно так же, вспомнить о претензиях украинских нацистов на области южной России: наверное, это соответствует высказыванию «мы просто хотим защитить нашу землю». И, в итоге, совсем забавным являются заявления Бессона об Украине как «своей стране». О какой именно стране в данном случае идёт речь? — О Франции, Хорватии, Украине? И может ли человек считать сразу несколько стран — «своими»? Бессон — банальный демагог, упаковывающий в красивые, пафосные фразы собственные обыденные психологические проблемы и страхи. Та же самая русофобия оказывается для подобных психологических типов всего лишь тем сублимативным каналом, который позволяет ответственность за собственные проблемы и неудачи переложить на внешнюю, постороннюю силу [495]. Такая позиция тем более удобна, особенно, если за неё платят.