Джон Бэррон - КГБ. Работа советских секретных агентов

В 1971 году Борис Пономарев, авторитетно выступающий от имени советского руководства по вопросам внешней политики, опубликовал в "Коммунисте" интересную статью, смысл которой совершенно ясен. Пономарев был искренне потрясен увиденными им на всех континентах возможностями для свершения революции. Призывая всюду находящихся коммунистов использовать эти революционные возможности, Пономарев провозгласил: "Коммунисты всегда будут партией социалистической революции, партией, которая не терпит капиталистического строя и всегда готова возглавить борьбу за всеобщую политическую власть рабочего класса и за введение диктатуры пролетариата в той или иной форме".

С транссибирского поезда-экспресса, прибывшего на Ярославский вокзал в Москве, сошел красивый, похожий на скандинавца пассажир и остановился несколько поодаль от остальных, выходящих на перрон людей. Он был известен под многими именами, настоящее же его имя было Каарло Рудольф Туоми — бывалый солдат Красной Армии, преподаватель английского языка и тайный осведомитель КГБ. Он не знал, зачем его вызвали в Москву и кто должен его встретить. Следуя заранее условленным сигналам, он прижимал к себе левой рукой зонтик и спокойно ждал.

"Доброе утро, — произнес какой-то незнакомец. — Скажите, Вы будете дядя Ефим?"

"Мне очень жаль, но он недавно умер", — ответил Туоми.

"Ах, это ужасно. Пройдемте со мной, пожалуйста".

Оба в молчании сели в "Москвич" и поехали в военную гостиницу, где Туоми отвели номер на третьем этаже. "Здесь Вы будете жить, — объяснил ему сопровождающий. — Вскоре Вас придут навестить, так что никуда не уходите".

Роскошь номера потрясла Туоми. Только одна спальня была больше, чем его однокомнатная квартира в Кирове, далеко на северо-востоке страны, где он жил вместе с женой и тремя маленькими детьми. Еще больше была гостиная, украшенная свежесрезанными весенними цветами. В центре комнаты на столе стояла ваза с апельсинами, яблоками, бананами и виноградом, а рядом с ней бутылки коньяка, шотландского виски и водки. Ванная комната была отделана кафелем и блистала новеньким биде.

Туоми находился в номере уже около часа, когда услышал, как кто-то отпирает дверь комнаты. Увидев входящих генерал-майора и полковника, он стал смирно.

"Сядьте, пожалуйста, и чувствуйте себя свободно, — сказал подтянутый высокого роста полковник. — Нет нужды придерживаться формальностей. Довольны ли Вы Вашим номером?"

"Я не могу поверить, что я здесь", — ответил Туоми.

"Видите ли, Вам предстоит принять очень важное решение, и нам бы хотелось, чтобы ничто не нарушило Ваш покой, и чтобы Вам было удобно", — загадочно заметил полковник, — тем более, что в этом есть намек на то, что Вас может ждать со временем, если Вы примете правильное решение".

Генерал был широкоплечим человеком с неровным шрамом на лбу и большой копной нечесаных черных волос; он носил темные защитные очки и курил сигарету за сигаретой. "Мы, пожалуй, можем перейти прямо к делу, — бесцеремонно заявил он. — Мы предполагаем отправить Вас с важным и опасным заданием в Соединенные Штаты. Вы должны будете въехать в страну и работать там нелегально. Если Вас поймают, то Вы, в лучшем случае, просидите много лет в тюрьме. Если же Вы преуспеете, вознаграждение будет огромным".

Внезапная перспектива стать шпионом в Америке ошеломила Туоми. "Я никогда не мог себе даже вообразить такого задания, — сказал он. — Я не уверен, что подхожу для этого…"

"Весь Ваш послужной список, вся Ваша жизнь подверглись тщательному исследованию, — прервал его генерал. — Мы уверены, что Вы в состоянии делать то, что потребуется. Вопрос только в Вашем желании. У Вас свободный выбор, и никто не может сделать его за Вас".

Генерал замолчал, и Туоми осознал, что оба офицера пристально наблюдали за ним, пытаясь выяснить его реакцию. Не зная толком, что сказать, он молчал.

"На деле, задание не столь трудное, каким оно может Вам показаться, — вновь заговорил генерал. — Однако мы хотим, чтобы Вы приняли во внимание некоторые неприятные обстоятельства. Мы не властны над тем, с чем Вы столкнетесь внё наших границ. Вам придется жить и работать как самому обычному американцу и в то же время выполнять Вашу настоящую работу. Вам нельзя будет расслабиться ни на минуту. К тому же Вам предстоит долгая разлука с семьей".

"Как долго?" — спросил Туоми.

"Ваше обучение здесь в Москве продлится, возможно, три года, — ответил генерал. — Вложив так много труда в Вас, мы думаем продержать Вас там по меньшей мере три года, возможно больше. Чем больше Вы преуспеете, тем дольше останетесь".

"А что будет с моей семьей?" — спросил Тоуми.

"06 этом не беспокойтесь, — ответил генерал. — Мы уверяем Вас, что они ни в чем не будут нуждаться".

"Есть ли возможность дать им новую квартиру?"

"Это займет некоторое время, но мы можем гарантировать и это. Компенсация будет более значительной, — пообещал генерал. — Ваша зарплата будет утроена, и Вы сможете отдавать ее целиком Вашей семье, поскольку от нас Вы получите необходимое Вам количество долларов. Каждый год, проведенный Вами за границей, зачтется Вам при отставке за два. С возвращением Вам не придется заботиться ни о чем до конца Ваших дней. Но есть нечто гораздо более важное. Вы будете испытывать гордость, по-настоящему послужив Вашей социалистической родине. Вы будете знать, что совершили нечто значительное в Вашей жизни".

Оба офицера резко поднялись. "Вы не должны дать ответ теперь, — сказал генерал. — Мы хотим, чтобы Вы хорошенько подумали прежде. Мы вернемся завтра".

Несмотря на усталость от длительного путешествия в поезде, Туо-ми не смог заснуть в ту ночь. Ходя взад и вперед по комнате, сидя у окна, глядя на московские огни, он отдался воспоминаниям. Непонятные в прошлом события обретали смысл сейчас. Он пришел к мысли, что КГБ, возможно, на протяжении многих лет имел в виду поставить его перед решением, которое он должен был принять в ближайшие несколько часов.

Каарло Туоми родился в Соединенных Штатах, но с детства был проникнут коммунистическими идеями, которые внушал ему отчим, убежденный протестант, финн по национальности. В 1933 году, когда ему было уже шестнадцать лет, вся семья переехала из Мичигана в Россию, где они стали советскими гражданами. По прошествии четырех лет, во время сталинских чисток, ночью к ним в дом явилась тайная полиция; они забрали его отца, и он больше никогда не вернулся.

Чтобы помочь матери и сестре, Туоми работал лесорубом до мобилизации в армию в 1939 году. Несмотря на то, что его готовили к службе в военной разведке, с нападением немцев его перевели в пехоту. Он прошел всю войну, смог демобилизоваться лишь в мае 1946 года и был одним из двух оставшихся в живых бойцов целого пехотного батальона. Во время царившего в войну хаоса сестра его пропала, а мать умерла от "сердечного приступа" — советский эвфемизм для голодной смерти. Все его имущество состояло из грязной военной формы, заплатанного пальто, пары немецких ботинок, байкового мешка, наполненного полотенцами и нижним бельем, и увольнительного пособия, равного двадцати долларам. Еще в нагрудном кармане рубашки лежало у него выцветшее письмо — последнее письмо от матери. Оно кончалось словами: "Я отдала бы все за один только рыбий хвост, так я голодна".