Игорь Вережан - Спасибо бабе за победу! Учебник сексизма для мальчиков-героев и девочек-домохозяек. 1–11 классы

Кстати, если вы работает в офисе, вы знаете, как зовут вашу уборщицу? Или вы её вообще не видите, потому что когда приходите на работу, всё чисто и никого нет? Может быть, она невидимка? Также и женщины часто становятся „невидимками“ в обществе. Например, вы не увидите женщину за одним столом с мужчинами в Чечне и Дагестане, там сначала едят мужчины, потом дети и только за ними женщины. Общество „не видит“ гендерные стереотипы, которые формируют его взгляды на жизнь, так же, как не видит уборщиц и женщин за кавказским столом.

Даже принятые к употреблению феминитивы часто воспринимаются обществом пренебрежительно, поэтому, например, Цветаева хотела, чтобы её называли поэтом, а не поэтессой, то есть фактически предпочитала выступать в мужской ипостаси. Отторжение или уничижение феминитивов — это одна из форм дискриминации, когда женщинам отказывают в праве исполнять роли, занятые мужчинами, а когда нет слова, которое должно выражать какое-то понятие (например, президентша), то получается, что нет и не может быть и самого этого понятия.

Рабами стереотипов в языке становятся и сами лингвисты. Доктор филологических наук, профессор Елена Перехвальская описывает в своей работе „Гендер и грамматика“, как во время исследования чукотского языка мужчины-лингвисты опрашивали мужчин-чукчей, не обращая внимания на женщин. Но чукотский язык мужчин и женщин отличается фонетически. Если в русском языке мы видим пол говорящего только в прошедшем времени (учил — учила), то в чукотском мужчины и женщины произносят одни и те же слова по-разному, например, слово „комар“ (важное слово в тундре) женщина произнесёт как „мцен“, а мужчина — как „мрен“.

Но мужчины-лингвисты записали „мужской чукотский“ как просто „чукотский“ (т. е. как основной классический чукотский язык), а на женский вариант они не обращали внимания или упоминали его вскользь, как аномалию. „Не-лингвистами высказывалось даже мнение о том, что чукотские женщины не могут произносить слова правильно, поскольку их артикуляционный аппарат устроен иначе, чем у мужчин“, — пишет Елена Перехвальская (как тут не вспомнить женского стоматолога Аристотеля, который считал, что у женщин меньше зубов, чем у мужчин).

И сейчас, когда уже вроде разобрались, что у чукотских женщины голосовые связки такие же, как и у людей (читай „мужчин“), и они всё-таки могут произносить мужские (читай „человеческие“) фонемы, и поняли, что „чукотский язык“ фактически существует в двух вариантах, мужской вариант продолжает приниматься за основной, а женский так и остался каким-то ущербным женским вариантом.

„Описание гендерных различий в языке через термин женский язык“ является общим местом лингвистики, которое совершенно не представляется приемлемым, поскольку рассматривает „женский вариант“ как нечто вторичное по отношению к мужскому варианту, который при такой постановке проблемы совпадает с „языком вообще“. В то время как термин „женский язык“ появляется в работах достаточно часто, термин „мужской язык“ практически не применяется» (там же).

«Мужской вариант» всегда принимается за основной, хотя объективных предпосылок для этого нет. Например, в этой же работе уважаемая Елена Всеволодовна пишет о языке племени тангоа в Полинезии, в котором основным вариантом языка является язык женщин и детей, а дополнительным — язык мужчин (при этом мальчики начинают на нём разговаривать, когда становятся мужчинами после обряда инициации).

Аналогичная ситуация и в нашей школе, которая обращается только к мальчикам не только в учебниках, но, например, в грамотах: «Грамота ученику 3-го класса Елене К.» и т. п. Принуждение говорить на языке другого «сильного пола», т. е. вербальное лишение говорящего собственного социального пола, похоже на инициацию — приучение девочек занимать в обществе второстепенную роль. Хотя, надо думать, авторы учебника не имели такого тайного умысла, они просто следовали общественным стереотипам, потому что и сами являются членами этого общества, и учебник писали для граждан родной страны, которые к этому привыкли.

Как сказала для этой книги Ольгерта Харитонова, российская феминистская философиня: «У меня в дипломе написано преподаватель, в паспорте — гражданин, в комсомольском билете — член. У всех женщин так, и мы к этому привыкли».

Кстати, когда про Ольгерту написали статью в русской «Википедии» с титулом философиня, «Википедия» удалила этот феминитив, заменив его фразой «развивает философскую составляющую феминистской теории», при этом слово уборщица (хоть и с переадресацией на горничную) в «Википедии» присутствует.

Ольгерта Харитонова — преподаватель, гражданин и член в одном лице женского рода.

И закончим, открыв «Обществознание» академика Л. Н. Боголюбова, но уже за 6 класс на странице 104, где ученики и ученицы читают вопрос: «Если бы ты был волшебником, какие бы поступки совершил?» Тут даже окончание «а» в скобках не поможет школьнице воспринять этот вопрос к себе лично, нельзя же, вспоминая слова нашего президента, стать волшебником «с бабушкиными половыми органами».

Если бы проблема дискриминации девочек в школьной программе сводилась к тому, что некоторые из учебников обращаются только к мальчикам, можно было бы переиздать эти учебники с адрессивами (так лингвисты называют вежливую форму обращения) во множественном числе, например, «Уважаемые пятиклассники, вы изучили…» и больше не вспоминать про это маленькое недоразумение.

Но множественное число не поможет, забыв про женщин при обращении к читателям, учебники не забыли весь набор гендерных стереотипов, начиная со «слабого пола».

Мужчинам не понятно, почему всё большему числу женщин не нравится выражение «слабый пол», а когда им (женщинам) предлагают помочь донести тяжёлую сумку или открывают перед ними дверь, то они принимают такую заботу и проявление рыцарства за оскорбление. Ведь женщины физически слабее!

Чтобы понять женщин, надо представить крутого мачо, который гордо выходит из фитнес-центра, втягивая живот, надувая грудь и так напрягая широчайшие мышцы спины, что рука, держащая сумку с грязной спортивной формой и кроссовками, отходит аж на полметра в сторону, и тут вдруг к этому мачо подбегает какой-то невзрачный гражданин и настойчиво предлагает помочь донести сумку. Или бежит открыть перед ним дверь, всем своим видом показывая, что у мачо нет сил сделать это самому. Мачо будет, мягко говоря, оскорблён до самой глубины души.