Дарина Григорова - Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим

• демократический радикализм польской, русской и украинской интеллигенции; ставлю его на первое место, потому что без поддержки польских и большинства русских демократов и социалистов, вплоть до большевиков, украинофилы XIX века обоих течений (этнодуалистического толка, во главе с Михаилом Драгомановым, и этноцентричного толка, во главе с Михаилом Грушевским), не смогли бы широко развернуть свою деятельность и остались бы в сфере кружочного обсуждения;

• недальновидная политика русских властей после подавления польского восстания (1863), подвергших репрессиям малейшее проявление культурной жизни украинской нации, что оттолкнуло ее от России в сторону Галиции, которая в силу либерализма политической жизни в Австрии сыграла роль лаборатории украинского национализма по созданию модели галицийского образца;

• славистский интерес к фольклору славянских народностей в рамках трех империй (российской, габсбургской и османской);

• геополитическая тектоника во время Первой мировой войны, которая катализировала украинский национально-образовательный процесс превращения просветительского проекта по созданию федеративной автономии в политический проект по созданию национального суверенитета.

Иррациональные факторы формирования украинского дуализма находятся в сфере национальной мифологии;

• «казацкий» миф, монополизировавший «казацкую» идентичность (создатели и приверженцы которого забывают о существовании казаков как в Польше, так и в России), а также идеализация свободолюбия казацких старшин (упускающая из виду разбойнический характер их действий).

• миф об «истинном» преемнике Древней Руси. При этноцентрической галицийской идентичности «истинными» русами являются украинцы, в то время как русские/россияне, или москали, — татары, финны и отчасти славяне, но отнюдь не русы; при этнодуалистической малорусской идентичности «Русь» заключает в себе общую историю трех самостоятельных наций: русской, малорусской и белорусской, которые совмещают родство с сохранением собственной специфики, накопленной опытом самостоятельного существования в разных государственных и политических образованиях; этой точки зрения придерживаются и русины (третья, более молодая, украинская нация), в то время как русские до 1917 года придерживались имперского наратива: Киевская Русь — Москва — Петербург, три народа (малорусы, великорусы и белорусы) — одна нация (общерусская, русская, российская). В современной России этот имперский взгляд разделяют только крайние консерваторы и часть националистов, первый красный разделительный рубеж появился после Второй мировой войны / Великой Отечественной войны, когда возникли новые пласты мифов, усугубившие культурную несовместимость галицийской и мало-русской моделей, сюда относятся все аспекты «национализации» истории после 1991 года и в особенности после Оранжевой революции (2004).

• второй красный рубеж возник после условного окончания холодной войны (1991) во время второго майдана (2013–2014), породившего новых героев и анти-героев защитников майдана из так называемой «Небесной сотни», ликвидированной снайперами (полноценное расследование этого преступления не было проведено), с одной стороны, «Небесная сотня» была канонизирована Киевом, а с другой стороны, «Беркут» (спецназовцы, которым была вверена защита государственности в лице Януковича, часть которых стала жертвой «коктейля Молотова») и жертвы Одессы («Одесской Хатыни») от 2 мая 2014 года — ее жители, которых сожгли живьем после применения пыток, преследуемые за антимайдановскую позицию и за то, что у них на лацканах были приколоты георгиевские ленточки — символ, несовместимый с тризубцем, — это показательная расправа в стиле зверств нацистов, жертвами которого в Одессе стали тысячи одесситов (евреи, коммунисты просто те, кто был несогласен с режимом, установленным в городе оккупационными немецкими и румынскими войсками (1941–1944), в очередной раз провела кровавую грань между двумя украинскими нациями.

Существует рациональный пример идеального варианта положительной национальной идентичности (совместного существования двух украинских наций с добавлением русинской нации) — такова жизнь Фадея Рыльского, жителя правого берега Днепра: католика и дворянина (шляхтича) с народническим мировоззрением, сочетавшего просветительство с деятельностью попечителя православного учебного заведения, женатого на крестьянке. Согласно этому варианту, все люди равны и уважаемы вне зависимости от религиозной или иной принадлежности.

Но судьбоносную иррациональную роль в этом примере сыграло событие страшных времен Колиивщины (Резни, 1768), случай, когда подросток католического вероисповедания из польской семьи по имени Ромуальд (который приходился Фадею прадедом), привязанный к столбу православными казаками-гайдамаками (разбойниками по поведению) запел на малорусском языке «Пречистая Дево, Маты руського краю» и этим поступком спас от расправы всех местных поляков и евреев.

Напоминаю лишний раз эту историю, поскольку жизнь не только отдельных людей, но и целых народов, в сущности, представляет собой цепь подобных иррациональных моментов (30 таковых составляют полминуты вечности). И это отнюдь не лирика, история позволяет это только в виде исключений, а не массовых явлений.

Трудно, однако, дать оценку алхимическому балансу рациональных и иррациональных факторов украинской дуалистической идентичности. Это напоминает компьютер, который при каждом вхождении в сеть меняет айпи адрес, оставляя новый виртуальный след, и при этом способен преподнести сюрприз в виде токового удара. Украинские события наглядно демонстрируют инфантильность вопроса, «как может случиться такое в XXI веке?», по календарю майя год и век другие, по летоисчислению евреев — тоже; развитие человека в известной мере является иллюзией.

Согласно замечательной максиме Леонида Радзиховского, «древние греки не знали, что они древние». Это касается и наций, и мифологического мышления в сочетании с хай-тек технологиями, результатом которых может стать появления восторженного «урки» с «айфоном», или ренессансного поколения, не защищенного, однако от примитивизма быта, но и одни, и другой повторяют «миф о вечном возвращении» (Мирча Эллиаде), так как человеческая жизнь ограничена во времени и нет никакой гарантии, что накопленные опыт, знания, внутреннее развитие будут переданы дальше. В этом смысле каждое новое поколение готово изобрести свою мифологию — национальную или какую-либо иную (формы общности меняются) — ибо каждая нация (если перефразировать Михаила Булгакова) смертна, но это еще полбеды, она внезапно смертна… однако внезапно может пробудиться.