Дмитрий Брикман - Детский недетский вопрос

Мальчик 8 лет спросил у мамы, когда они читали «Старика Хоттабыча»: «А почему Волька отказался от дворца?» Надо ли отказываться от дворца?

Если отвечать по-взрослому, то надо отказываться, потому что его обслужи ание стоит очень дорого. Дворцы, вообще-то говоря, вышли уже из моды.

Я усложню задачу. Представьте, что вам предложили жить во дворце с обслугой, вам не надо его содержать. Просто живите во дворце и ездите в лимузинах. Вы согласились бы?

Это, конечно, соблазнительно, но если взять мой характер, то я бы стеснялся жить во дворце и ездить в лимузине. Я даже когда купил первый «Запорожец», то стеснялся прохожих, что я вот еду на машине, а они пешком идут. Понимаете? Поэтому во дворце мне тоже было бы жить неприятно.

Хорошо. Сейчас мы немного поменяем формат, и перед детским вопросом я буду приводить цитату из ваших книг. Ставить ее в контекст вопроса. Вот первая цитата: «Я честью дорожу, но совесть ставлю выше». И к ней два вопроса. 9 лет, девочка: «Что такое совесть?» и 3 года, девочка: «Что такое честь?»

У меня был спор с одним известным публицистом о необходимости дуэли Пушкина с Дантесом. Мой собеседник говорил, что не жалеет о смерти Пушкина, поскольку тот отстоял свою честь. А я говорил, что гибель поэта была напрасна и жаль, что сам Пушкин инициировал эту дуэль, поскольку я совесть ценю выше чести. Для меня честь — вид гордыни, бывает много ложных случаев, когда человечку кажется, что задели его честь. Честью надо дорожить, но именно совесть — то чувство, которое помогает человеку оставаться человеком.

Например, я помню, как говорили про академика Сахарова. У него было три Звезды Героя Соцтруда, он все получал — пайки, квартиры, дачи, машины… И он, значит, от всего этого отказался. Ну ненормальный просто человек. Так многие считали. А я думаю, что человек, который равнодушно наблюдает несправедливости жизни и которого совесть не мучает от того, что он молчаливый безвольный свидетель чужого горя, я думаю, что этот человек урод.

Есть много людей, которым важно кого-нибудь не любить. В первую очередь по причине их собственных страхов. И они думают, что есть некие люди, от которых идет зло, опасность. Кто эти люди? Ну, например, евреи. Вы знаете, к евреям разное отношение. Мать моей первой жены, деревенская темная женщина, говорила: «Евреи хорошие люди, но название у них противное». Вот.

А еще был случай в армии. Я учился в школе авиационных механиков, и у нас были политзанятия. И в 1952 году, в разгар государственного антисемитизма, один из наших курсантов, накаленный сообщениями о врачах-убийцах, встает на политзанятии и говорит: «Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос, — он такой правдолюбец был. — Скажите, а почему у нас в Советской стране евреев не расстреливают?» Тогда политрук смутился, потому что идеология была еще все-таки другая. Он говорит: «Ну, понимаете, евреи бывают всякие. Евреи бывают плохие, но бывают и хорошие, трудящиеся». И тут один из наших курсантов говорит: «Как, например, Войнович». И тогда этот курсант Васильев, который задал вопрос и точно знал, что моя мама еврейка, я никогда этого не скрывал, хотя считался русским, курсант Васильев покраснел и говорит: «Войнович не еврей». То есть этот молодой человек готов был расстрелять всех евреев, кроме тех, кого он знал. Понимаете?

Или как-то моя мама говорила с соседкой, и что-то зашла речь про евреев, что они, мол, кровь христианских младенцев используют в маце. И соседка без зла, как-то обыденно считала, что это правда — ну, у евреев такая привычка. Для мацы им нужна кровь христианских младенцев…

Вот так, да, понимаете? Но все эти легенды сейчас сходят на нет.

Еще цитата: «Жанетта немедленно оценивает написанное по однобалльной системе. Гениально! — говорит она». 8 лет, мальчик, вопрос из книги Михаила Дымова «Дети пишут Богу»: «А какие бы ты поставил мне оценки за жизнь?» Какие бы вы себе поставили оценки за жизнь?

Я бы поставил себе тройку с плюсом.

Конечно, я старался писать по способности и жить по совести. Но есть поступки, которые я совершал зря, несправедливо обижал людей… В общем было, да.

4 года, мальчик: «Я хочу быть собакой с хвостиком. А ты кем хочешь быть?» Представьте себе, что случилось чудо. Вы можете прожить еще раз новую жизнь. При этом у вас остался опыт уже прожитой жизни, и повторить ее нельзя. Кем бы вы стали?

Конечно, я постарался бы свою жизнь как-то иначе построить. У меня детство было сломанное. Знаете, будучи подростком 13–14 лет, я торговал папиросами на рынке. Как ни странно, я, может быть, пошел бы по этой линии. Я довольно успешно торговал папиросами, но в нашей семье торговля считалась чем-то ужасным. Я считаю, что бизнес — это тоже художественное дело, которое дает возможность всяких придумок, а не только заработок и яхты.

Да, открыл бы какое-то предприятие, сделал его успешным — это тоже художественная задача. Бизнес — это вид искусства.

Еще немного про чудеса. 6 лет, мальчик: «Купим волшебную палочку?» Представьте себе, что у вас появилась волшебная палочка. Но она одноразовая. Что бы вы сделали?

На это отвечу анекдотом. Поймал дед золотую рыбку. Она спрашивает: «Что бы ты хотел?» Первое желание — превратить воду из реки в водку. Ну ладно. Второе желание — сделать море из водки. «Ну а третье-то желание?» — спрашивает рыбка. Дед думал-думал и говорит: «Ну, давай еще бутылку». Так что я даже не знаю. Одно желание? Я бы сошел с ума просто, растерялся оттого, что так много желаний и одна палочка.

Может, я бы ее сломал и выбросил. Вот.

Хорошо. Давайте подойдем с другой стороны к этому вопросу. Мальчик увидел на небоскребе огромный номер телефона какой-то компании и спрашивает: «Папа, это телефон Бога?» Представьте себе, что вы звоните Богу. Что бы вы ему сказали?

У меня есть ответ. Я бы спросил у него: «Зачем ты создал такой жестокий мир? Жестокий мир, где все пожирают всех. Где столько коварства, подлости и жестокости. И если ты действительно управляешь всем, то почему ты это не исправил?»

Интересно, как ваш вопрос Богу совпал с вопросом девятилетней девочки-аутистки. Она тоже хотела знать, почему мир такой жестокий. И та же девочка спросила: «А кому можно верить в этой жизни?»

Люди как раз и проверяются тем, можно им верить или нельзя.

Доверяю, но не всем. Не могу сказать, что я слишком доверчив. В быту-да, и много раз попадал впросак. Но поскольку я вырос в обществе, где было много лжи, и лицемерия, и ханжества, меня это сильно разочаровало в жизни. Поэтому в целом у меня мало доверия к людям, за исключением узкого круга друзей, которым я всегда доверял абсолютно.