Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Театральные фестивали интересны не только составом участников, который, естественно, меняется от раза к разу, но внутренней динамикой, придающей им необщее выражение лица. Куда, по-вашему, направлен главный вектор «Смотрин»?

– Главный вектор «Смотрин», нравится это кому-то или не нравится, направлен на меня, так как это фестиваль авторский, в центре его творчество одного автора. Это, конечно, налагает ответственность, ведь если мои новые пьесы, написанные в промежутке между фестивалями, окажутся слабее прежних, наш взыскательный зритель это сразу заметит. Критики-то вряд ли. Их эстетическое чувство давно носит платно-тусовочный характер. Есть, разумеется, исключения, Татьяна Москвина, к примеру, но это, увы, единицы. Замечу также, что «Смотрины» – единственный в России авторский фестиваль здравствующего драматурга, и я намерен этим фактом как можно дольше радовать своих поклонников и огорчать недоброжелателей.

– Театрам из регионов всегда очень сложно выбраться в столицу. «Смотрины» для них не только возможность «проверить» свои спектакли на московской публике, но и показать ей театр, не похожий на тот, к какому она привыкла?

– Начать, думаю, надо со слов признательности, ведь средства на проведение «Смотрин» вот уже второй раз выделяет Министерство культуры. Конечно, их оказалось недостаточно, пришлось вложить и собственные сбережения. Но всё равно в этом году, в отличие от 2015-го, мы не смогли из-за скромности бюджета пригласить театры из СНГ и дальнего зарубежья, хотя вели переговоры с Бакинским русским театром, играющим «Халам-бунду», и Белградским «Мадлениумом», поставившим «Чемоданчик». По той же причине мы смогли себе позволить из «отдалённых» театров только Иркутский театр имени Охлопкова, а ведь отличные спектакли по моим пьесам идут и в Хабаровском драмтеатре, и в Приморской «Молодёжке», и в Новосибирском «Апельсине». Не по силам оказался нам и Мурманский драмтеатр. Жаль, очень жаль!

Конечно, для тех, кого удалось привезти в Москву, сыграть свои работы на сцене театрального центра «Вишнёвый сад» – большая удача, и я благодарен Александру Вилькину за гостеприимство, разумеется, компенсированное из бюджета фестиваля. А вот мнение столичных зрителей, посмотревших работы Рыбинского драмтеатра, Самарского художественного театра, Борисоглебского городского театра, Пензенского академического театра и других участников, оказалось единодушным: побольше бы таких высококлассных постановок в московских театрах. Кстати, полный зал собирался и на москвичей – на спектакли В. Шиловского, на антрепризного «Козлёнка в молоке», на «Женщин без границ» О. Царёва.

– «Смотрины» не обходятся без премьеры: МХАТ им. Горького представил «36 часов из жизни одинокого мужчины». Вы существенно переделали свою пьесу «Грибной царь», которая не один год шла на этой сцене. Что подвигло Вас на новую редакцию вполне успешной пьесы?

– Да, «Смотрины-2015» тоже открывались в МХАТ им. Горького моей мелодрамой «Как боги» в постановке блестящей Татьяны Васильевны Дорониной. А мой роман «Грибной царь» был прекрасно инсценирован почти десять лет назад режиссёром Александром Дмитриевым и шёл с успехом, но потом несколько лет не игрался из-за временного ухода из театра исполнителя главной роли Валентина Клементьева. Речь о восстановлении спектакля велась давно, и Доронина даже намечала даты «ре-премьеры», но восстановлен спектакль был специально к фестивалю по инициативе Эдуарда Боякова, уж очень ему не хотелось открывать фестиваль «Золотом партии», на чём пытался настаивать я. Уже тогда Бояков начал борьбу с доронинским наследием. Текст я нисколько не менял, возможно, что-то откорректировал сам Дмитриев, как автор инсценировки. Сценическое воплощение пьесы, конечно, сильно отличается от прежнего. В какую сторону? Решит зритель, но мне кажется, очевидно агрессивное наступление «Практики» на эстетику русского реалистического театра. Во всяком случае, актёры явно потерялись на фоне огромного агрессивного экрана. Кстати, название «36 часов из жизни одинокого мужчины» – моё, таким был подзаголовок в первом издании романа 2005 года. К слову, у фестиваля сложились уже традиции: открытие в МХАТе, кульминация – в Театре Российской армии, закрытие в Театре сатиры у Ширвиндта. В этом году мы пока остались верны традициям. Что дальше – не знаю…

– В рамках фестиваля была организована читка Вашей новой пьесы «В ожидании сердца». Вы всегда стояли на том, что пьесу надо играть, а не читать. Что заставило отважиться на эксперимент, и довольны ли Вы его результатом? Что он дал Вам, как автору?

– Да, я считаю, что пьесы пишут для того, чтобы их играли на сцене. Читка вместо полноценного спектакля, да ещё высокопарно именуемая премьерой, – это, на мой взгляд, ерунда и шулерство. С таким же успехом одинокого велосипедиста с дробовиком за спиной можно назвать военным парадом. Моя читка – это и есть просто читка в первоначальном смысле. Я читал тем, кто интересуется моей драматургией, новую, ещё не остывшую пьесу. В рамках авторского фестиваля это вполне логично. Прежде мне приходилось читать пьесы только актёрам, когда вещь уже принята к постановке. Занятие, доложу вам, не для слабонервных. Кстати, чтение на публике помогает автору понять слабые места пьесы, неточности, длинноты, потери темпо-ритма, неорганичность реприз. Особенно это важно для комедии. И я уже знаю, что надо сделать для улучшения текста. Но в целом реакция публики была очень живая, искренняя, были высказаны точные, даже ехидные замечания…

– На этот раз театров из-за рубежа, к сожалению, не было. Между тем, Ваши пьесы достаточно активно ставят и на постсоветском пространстве и в Восточной Европе. Чем интересны наши, сугубо российские проблемы тем, кто живёт в совсем иных реалиях?

– Да, не было. О причинах я сказал выше. Думаю, что и в СНГ, и в дальнем зарубежье, мои пьесы интересны прежде всего тем, что это честный разговор о сегодняшней России, о её нынешних проблемах, о людях, угодивших из «огня» социализма в «полымя» нелепого капитализма. Мои пьесы интересны своей верностью традиции, ведь только в ней возможна настоящая, а не мнимая художественная новизна. К тому же, я реалист, а реализм всегда уникален, ибо национален. Модернизм в литературе и в театре – это что-то вроде «Биг Мака», который одинаков и в Москве, и в Токио, и в Нью-Йорке. У нас только мяса могут не доложить…

– Не за горами ещё один фестиваль, к которому Вы имеете непосредственное отношение – «Автора – на сцену!». Много ли тех, кто готов принять от Вас эстафету бескомпромиссного разговора о болях и радостях обычного человека, такого с кем может отождествить себя большинство сидящих в зрительном зале?