Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Но не надо воспринимать всех этих умозрительных инопланетян всерьёз. Все они, любые, не гносеология или ксенология, а литературный приём. Советскому человеку нужен был опосредованный взгляд на себя, взгляд со стороны, потому что общество было огорожено «железным занавесом» и не коммуницировало с другими обществами вживую. А ведь хотелось знать, кто мы такие в «большом мире». Вот советская фантастика и поверяла общество инопланетянами. А в западном обществе с инокультурными коммуникациями всё в порядке, поэтому там инопланетяне выступают просто как раздражитель, двигатель сюжета. Поэтому часто становятся злодеями. Но не всегда.

Хотя на самом деле картина куда причудливее, чем я говорю, однако суть, на мой взгляд, именно в том, что советской и западной фантастике инопланетяне нужны для разных целей, поэтому они и разные. А цели формирует общество, а не цех фантастов.

Общество всегда хочет знать, как оно выглядит со стороны. Столь закрытая культура, как в СССР, на решение этой задачи рекрутировала даже инопланетян. Но это был разговор не об ином разуме

Как вы относитесь к творчеству Льва Давыдычева («Многотрудная, полная невзгод и опасностей жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника»)?

К творчеству Льва Давыдычева я отношусь с огромным уважением. «Иван Семёнов» — безусловная классика. Но у меня любимая вещь — «Руки вверх! или Враг № 1». Для советского времени это был полный «вынос мозга». Как можно было такое написать и напечатать? Вот просто по формальным признакам, я уж не говорю о юморе! Это в чистом виде постмодернизм на основе советских шпионских и школьных романов. Пелевин с «Омоном Ра» безнадёжно устарел бы на момент написания «Омона», если бы читающая Россия не прохлопала «Врага № 1». Будь я литературоведом, я бы сопоставил «Врага» с «Судьбой барабанщика» Гайдара: при всём уважении к Гайдару, соцреализм должен был лечь и накрыться крышкой гроба. Я до сих пор ржунимагу, когда вспоминаю, как обер-фобер-гогер-драм-хам-шнапс-фюрер фон Гадке на самолёте-ракете «Антихрист-1» бежал от чести быть заспиртованным заживо и взорвался к чертям собачьим. В общем, Давыдычев — несостоявшаяся революция отечественной литературы. Прямая связующая линия от футуристов к постмодернистам. А «не свезло» Льву Ивановичу потому, что жил не в Москве.

Спасибо вам за то, что реализуете мечту одного из героев Сэлинджера, который хотел вот так запросто поговорить с понравившимся писателем. Догадываюсь, сколько сил и времени это отнимает. Интересны ваши мысли по поводу этого диалога с читателями. Возможен ли он? Не достаточно ли просто книг? И нет ли у вас соблазна, намерения порвать с внешним миром (как тот же Сэлинджер, например, или как это делает Пелевин)?

Я бы не стал уподоблять общение на сайте мечте Холдена Колфилда: всё-таки это не совсем то, что Холден имел в виду. Но рядоположенное явление. Зачем мне это надо? Н-ну… Однажды какого-то знаменитого альпиниста спросили: «Зачем вы ходите в горы?» — и он ответил: «Потому что они существуют». Вот по этому принципу я и общаюсь с читателями. Если такой способ коммуникации есть, значит, надо его задействовать. Я не хочу пересолить, заводя страницы во всех соцсетях, достаточно сайта. Но что-то должно быть, хотя бы одно, такова культурная ситуация.

И вот тут вполне уместно сказать о Пелевине.

Отсутствие Пелевина и уход Сэлинджера — онтологически совершенно разные стратегии. Сэлинджер сказал всё, что думал, ушёл и замолчал, потому что не хотел повторять: всё равно «кругом одни кретины», как пояснил бы Холден. Пелевин — совсем иное. По-моему, Пелевин писатель средний. Но он придумал новый художественный метод анализа действительности. Поэтому после Пелевина писать так же, как до него, — анахронизм.

Пелевина можно уподобить братьям Райт. Они изобрели новый способ перемещения человека по воздуху, но ведь не стали великими лётчиками. И Пелевин оказался на развилке: писатель он обычный, а метод его — гениальный. В таком случае лучше исчезнуть из публичности, оставить вместо себя симулякр («торжественное зияние», как некогда ехидничал Искандер про схожую стратегию поведения). Пелевин говорит аудитории: «Вы сами себе всё придумали — деньги, моду, Путина, Чапаева; придумайте тогда и писателя Пелевина». Пелевин оказался прав: его придумали. Культ Пелевина и есть писатель Пелевин, а новые тексты (после «Ампира»), которые я воспринимаю как тарабарщину, — просто дровишки в костёр культа.

Очень современно, хотя и архетипично. В старину трон был царём: сел — и ты помазанник. В Гражданскую войну боец был штыком: взял — и ты за красных (или за белых). Сейчас человек присваивает технологию и типа как становится умным и авторитетным, хотя не всё ли равно, как транслировать глупости: орать с балкона или вещать в видеоблоге? Умная технология сама по себе не создаёт ума для того, кто ею пользуется, и переносить качества технологии на пользователя — это уподоблять идола богу. Но так и поступил Пелевин: дал аудитории идола литературной технологии, а аудитория сочла его богом литературы. Главное в таком деле — предоставить аудиторию самой себе, то есть убрать персону автора, и тогда стереотипы толпы сделают всё, что требуется.

Может быть, поэтому сейчас писателю нужен сайт (блоги, соцсети, мессенджеры): чтобы быть честным и не манипулировать аудиторией. Личное присутствие лишит фигуру писателя сакральности (какой обладает, например, Пелевин). Типа, если уж ты дурак, так пусть любой желающий убедится в этом сам. Иначе говоря, диалог с читателем позволяет писателю существовать по принципу «не сотворите себе кумира из меня». Ведь и без писателей все манипулируют своими аудиториями: политики, политтехнологи, эксперты, шоумены, чиновники, журналисты. Должно ведь быть что-то настоящее, пусть и несовершенное. Это проверка самого себя на подлинность. В сакральном статусе ты раб толпы, которая тебя и сакрализовала. Когда подлинный — ты свободен.

«Вы сами себе всё придумали — деньги, моду, Путина, Чапаева; придумайте тогда и писателя Пелевина». И его придумали. Культ Пелевина и есть писатель Пелевин, а новые тексты — просто дровишки в костёр культа

Возможно, причина успеха Пелевина кроется в том, что его книги почти универсальны, любой человек может их понимать и принимать в соответствии со своим культурным и социальным кодом. Для меня Пелевин — трансляция основных буддистских канонов в легко разворачиваемой оболочке с элементами эквилибристки, doxa, анекдотов (каждой может сам вписать, что нужно), поданная на примерах российской действительности.