Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

Не упадешь – не поднимешься, кажется, так. В жизни должны быть поражения. Иногда думаешь: что-то у меня не получается, а я вроде все делаю правильно. А что ты делаешь правильно? Надо отмотать назад и подумать: ты точно уверен, что это было правильно? Может быть, следовало пересмотреть что-то? Например, свое отношение к людям. Многое зависит от тех, кто рядом с тобой, кто помогает тебе в жизни.

Спортсмены – как артисты балета. Их отличает еще и то, что пик жизненных переживаний приходится на раннюю молодость. А потом в какой-то момент начинается другая жизнь, в которой таких эмоций уже нет (или есть?). Нет ли у вас сейчас, после завершения спортивной карьеры, этого ощущения, что самые яркие впечатления жизни уже позади?

Вы очень точно подметили. Когда мне было 20 лет и я выиграл Олимпийские игры, я вернулся в номер со своими друзьями по команде. Каждый занимается своими делами, а я сел и думаю: «А что дальше? Я достиг своей мечты, и что теперь?»

У меня еще в первом классе был такой момент, когда я вдруг подумал: закончу я школу и чем буду заниматься? Я даже не представлял себе, что там дальше. И до сих пор я думаю: конечно, я не смогу в жизни найти другое такое дело, каким была для меня спортивная гимнастика. Таких больших результатов больше не будет. Но я сделаю то, что я умею. Я умею проводить мастер-классы, организовывать соревнования для детей. Этим я и буду заниматься, и гимнастика останется со мной навсегда. Это моя работа, хобби, жизнь.

А мечта?

Мечта? Я мечтаю, чтобы дети выросли достойными людьми, чтобы семья была здорова. Чтобы все было хорошо.

Д.З. Вы безусловный авторитет для тех, кто вас окружает, прежде всего в театре. Как вам удается опрокидывать свой собственный стереотип, он же все равно прорастет? Или не удается?

Л.Д. Хороший вопрос. Знаете, с одной стороны, конечно, я не сумасшедший, я понимаю, что действительно есть некий авторитет, доверие, иначе нельзя было бы работать с артистами. Но я очень хорошо понимаю, что в любой момент авторитет может быть опровергнут, доверие может рухнуть. В любой момент я могу быть не прав, и надо быть готовым услышать, что ты не прав. То есть надо позволять себе сомневаться, даже заставлять себя сомневаться.

Сомнение – это вообще самое движущее чувство. И мне кажется, артисты чувствуют, что я испытываю такое же отчаяние, как они. Когда не получается, я могу (хотя сейчас все меньше!) сердиться, что это у них не получается. Но в конце концов они видят, что я понимаю: это у меня не получается. У нас не получается. Жизнь как-то так сложилась, что ты все время понимаешь: все равно самое главное не получится, самое главное не выскажется. На какие-то главные вопросы ты все равно не найдешь ответа. Вы справедливо сказали: мы живём с сознанием того, что человек смертен. И как с этим быть? На этот вопрос не найдешь ответа, а значит, самое главное тебе точно не удастся понять.

И второе: мы же стремимся к совершенству. Но мы знаем, что оно недостижимо по определению. Как же можно ощущать себя значительным, большим или великим, если все равно не можешь достигнуть того, чего единственного имеет смысл достигать?

Во время репетиций «Дяди Вани» Чехова вы сказали про Серебрякова, что его болезнь – не подагра, его болезнь депрессия, и очень точно описали ее как болезнь, с которой жить невозможно. Весь мир в «Дяде Ване» заражен ею. Откуда вам так точно известны свойства депрессии? Или это такой постоянный спутник борьбы за совершенство, которое недостижимо?

Мне кажется, всякий сравнительно нормальный человек все время живет между депрессией и маниакальным азартом. Когда это доходит до клинического состояния, когда не доходит – это уже другой вопрос. Кто из нас не знает, что такое депрессивные чувства? Другое дело, что мы часто называем депрессией просто расстройство или печаль. На самом деле это все гораздо сложнее и страшнее. У меня есть и личный опыт, и опыт окружения. И вообще ты живешь, и ты много испытываешь. Для меня вообще какое-то новое внутреннее понимание «Дяди Вани» возникло через Серебрякова. Может, я просто подошел к тому моменту, когда лучше всего понимаешь его, но это трагедия человека, вытолкнутого из жизни. И как только он выталкивается из жизни, все начинают считать, что он вытолкнут из жизни справедливо, что, оказывается, он вытолкнут, потому что бездарен, а не потому, что его вытолкнули… Огромная трагедия. И это говорит о том, что все окружающие его люди – всего лишь люди, со всеми своими заблуждениями. Человек, которому предъявляют такой счет все окружающие – это мощная крупная личность.

Когда мы видим, как играют в спектакле ничтожную личность, у меня возникают вопросы. Не бывает так, что была крупная личность – и вдруг ее отправили на пенсию, и она оказалась ничтожной. Нет, это не так. Личность меняется, видоизменяется, она может даже разрушаться, но даже в своем разрушении она сомасштабна себе. И масштабы душевной болезни тоже пропорциональны размерам личности.

Д. З. Вы один из лучших постановщиков Гете и его «Фауста». Вы ставили его несколько раз. Известно, что это произведение очень любил Гитлер, и в «Фаусте» [25] «ФАУСТ» В ПОСТАНОВКАХ ПЕТЕРА ШТАЙНА Философская драма для чтения» – главный труд жизни Иоганна Вольфганга Гете и признанная вершина европейской литературы – была закончена в 1806 году. Петер Штайн считается несравненным театральным интерпретатором этого произведения Гете, он неоднократно работал с «Фаустом» в разных театрах. Настоящим событием мировой театральной жизни стала постановка Штайном в Ганновере в 2000 году спектакля, который длился 21 час и где впервые был сыгран полностью весь текст драмы. Одну из постановок Штайна – «Осуждение Фауста» на музыку Гектора Берлиоза – российские зрители могли увидеть на сцене Большого театра. есть моменты, которые должны были бы привлекать такого рода людей. Это вечный вопрос: все ли средства хороши для достижения цели?

П. Ш. Это одно из произведений, самых сложных для восприятия. Я не брался за «Фауста» до своих пятидесяти лет, пока не смог точно понять, осознать и интерпретировать его. Когда вы ставите в театре произведение, вам нужно выйти на один уровень с автором в восприятии бытия. Если вы не понимаете его мысль, вам не нужно его ставить – лучше пойти домой.

Теперь о любви Гитлера к Фаусту: люди, помешанные на власти, такие, как Гитлер, совершенно неправильно понимают смысл этого произведения. Суть Фауста как раз в том, что он всегда терпит поражение. Он обречен на провал. В каком-то смысле Гитлер стал наглядным подтверждением того, к чему ведет эта философия.