Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

А потом я стал безработным. В кои-то веки получил спектакль – и его закрывают. А потом просто нет никаких спектаклей в течение трех лет, и они не светят. И я понял, что я веду себя как девушка, которая блюдет свое целомудрие. Блюдет и блюдет, а в результате не выполняет свое призвание – быть женщиной, быть матерью.

И я думаю: что ж я такой чистюля? Надо не побояться вступить в грязь, в жизнь. Попытался – стало еще хуже. Потому что ты, как штырь, отовсюду вылезаешь! На этих попытках советских спектаклей еще сильнее чувствовался я и моя ненависть к советской жизни.

И вот когда стало ясно, что больше мне ничего не светит, пришло какое-то смирение. Если трактовать его не в религиозном смысле, а в самом простом. И я смирился, что я никто. Что я ноль. Что это все ошибка. Не потому, что папа говорил, а просто ошибка. Я принял это. Вся моя гордыня и амбиции куда-то исчезли. Временно.

Тогда вы, видимо, и коснулись этого дна.

И резко оттолкнулся. Ну, не так уж резко. Первый спектакль, который я делал тогда в Москве – «Пять углов», – я делал с Ниной Дробышевой. Я ей благодарен по гроб жизни, потому что она мне дала эту возможность. Я у себя в общежитии тогда повесил бумажку: «Кама! Не делай гениальный спектакль. Сделай просто спектакль». Понимаете, дали возможность – сделай. И это оказалось существенным.

Простите, что я вам задам личный вопрос. Мне кажется, для вас он практически личный, который, может, и неловко задавать. Почему у вас не возникает желания ставить пьесы Чехова?

Я знаю, насколько сложны чеховские пьесы, и особенно любимая моя пьеса «Вишневый сад». Чехов пользуется какими-то непонятными механизмами, как этот звук в «Вишневом саде», между небом и землей. Оказывается, бадья упала в шахте, но почему-то мы поняли, что время перескочило, миллениум пришел, понимаете? Как это делать? Это такая высшая математика, что я боюсь.

Когда такой человек, как вы, отвечает на такой вопрос «Потому что это трудно», – это все равно что ничего не сказать. Это все равно что сказать: «No comment». Вы не такой человек, который будет пасовать перед трудностью. Такое впечатление, что вы даже знаете, как это можно сделать.

Знаю. На самом деле я очень труслив.

Я понимаю, что вы имеете в виду, когда вы говорите, что трусливы. Когда любишь женщину, к ней трудно подступиться: лучше ты с другими десять раз пойдешь в кино, а этой никогда так и не скажешь, что ты ее любишь.

Вы абсолютно правы. Мой учитель, Георгий Александрович Товстоногов, когда-то, в ранней юности, видел «Три сестры» Немировича-Данченко. Он, как и многие другие люди того поколения, говорил, что никогда не видел более гениального спектакля. Товстоногов так и сказал, хотя он всегда говорил очень сдержанно. И что бы он ни ставил – Самуила Алешина или Александра Штейна, – он ставил «Три сестры». Эти непьесы и полупьесы обогащались его знанием и пониманием «Трех сестер».

Наконец, он решил ставить «Три сестры» – и поставил. Очень хороший спектакль. Но это не самый его лучший спектакль.

Как с женщиной: когда ты ее наконец добился и ничего не получается.

Мне очень нравятся ваши примеры с женщинами. Я сам очень часто артистам все объясняю через взаимоотношения с женщинами.

«Вишневый сад» – это такая ваша женщина?

Это абсолютно недоступная женщина, которая учит многому, – может быть, даже всему. Научила, но сама она мне абсолютно недоступна. В каждом из нас есть ощущение какой-то вершины, и каждый делает шаг в ее сторону. И по мере того, как приближаешься, она отодвигается.

Может быть, надо просто повесить бумажку как в тот раз: «Не делай гениальный спектакль! Сделай просто спектакль»?

Нет-нет! Боюсь.

Д. З. Александр Ефимович, вы достаточно откровенно говорите о тех случаях, когда у вас что-то не получилось. Это ведь очень неприятный опыт. То, что вам казалось интересным, оказалось не интересным больше никому. Как в этой ситуации продолжать доверять себе?

А. Р. Очень важно по-честному, как это принято у зрелых людей, ответить себе на главные вопросы: почему так получилось? Может быть, ты был излишне самоуверен? Может быть, не чувствовал токи, идущие от аудитории, и решил высокомерно ей что-то навязать? Может, не слышал друзей или партнеров, с которыми работал, не обратил внимания на сигналы и знаки? А может быть, ты сам сломался по ходу и согласился с тем, что это не сделано так, как ты хотел? Такое тоже бывает. Ошибиться можно потому, что согласился на недокрученный сценарий, закрыл глаза на очевидные слабости, решил, что и так пройдет, потому что можно чем-то компенсировать недочеты. Причин много. Главное – после неудачи их понять.

Неудачи бывают разные. Есть неудачи, построенные на абсолютном непонимании времени и обстоятельств. Есть поражения, построенные на системе компромиссов. Вы придумали фильм – и не сделали.

А у вас что бывало чаще?

Бывает и то, и другое. Но чаще всего неудача приходит, когда соглашаешься с тем, во что не веришь. Есть ошибки, когда ты заранее знаешь, что это ошибка, но кто-то важный для тебя – обычно режиссер – говорит, что все правильно. Во мне играет исконное уважение к режиссеру или к автору. А вдруг? Мы же знаем, что кино – это пространство чудес… Вдруг произойдет магическая трансформация и то, что кажется неверно придуманным, сконструированным и написанным, вдруг заиграет? Оказывается, что это не работает.

Ошибки совершают многие, и часто о них принято политкорректно умалчивать. Например, фильм Спилберга «Боевой конь» – очевидный провал во всех смыслах. Но он великий режиссер, и это нисколько не умаляет его значимости. Критики предпочитают об этом не вспоминать.

Спилберг последователен: он всегда снимает про то, что ему интересно сейчас. Это может быть не интересно больше никому, но потом вдруг это становится интересно всем, а потом это культовая картина и «Оскар». У Спилберга уникальная способность продолжать себе верить. Как в казино: если ты последовательно ставишь на красное, оно рано или поздно выпадет.

Тут самое главное – иметь замысел и верить в него. Работает только подлинность характеров и эмоций, рождаемая верой автора.

Д. З. Марк Анатольевич, не все ваши режиссерские работы были сразу же по достоинству оценены публикой – например, фильм «Двенадцать стульев» [23] ФИЛЬМ МАРКА ЗАХАРОВА «ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ» Четырехсерийный телевизионный фильм по роману И. Ильфа и Е. Петрова был снят Марком Захаровым в 1976 году. В главной роли Остапа Бендера снялся Андрей Миронов, а в остальных ролях, вплоть до эпизодических, – знаменитые советские актеры. Тексты песен написал известный бард Юлий Ким. Стилистически фильм Захарова резко отличался от предыдущей экранизации Леонида Гайдая (1971). Марк Захаров называл фильм «литературно-музыкальной композицией с текстом, который не является прямой речью». О том, какая экранизация романа лучше, спор продолжается до сих пор. Тем не менее оба фильма стали классикой советской кинокомедии. Песни из фильма Марка Захарова в исполнении Андрея Миронова получили всенародную известность и любовь. с Андреем Мироновым стал популярен лишь спустя много лет. Вы были разочарованы?