Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

Я бы сказала, что, конечно, важнее сохранить усадьбу, если бы сам дядя Ваня на этот вопрос ответил так. Но он не отвечает так!

Он так не отвечает. А когда появляется красивая женщина, он в нее влюбляется, смотрит на себя в зеркало и понимает, что его любить уже нельзя. Кто виноват в том, что с ним такое произошло? Он ищет виновника и находит его вне себя: профессор! И матушка! Но не я. И только когда звучит выстрел – он хотел убить человека, но промахнулся, – он понимает, что делает. Он видит, что виноват во всем он один. Это его выбор. И он кричит: «Я зарапортовался!» Он сам себя сделал таким. И Чехов говорит: «Ребята, все зависит от каждого из нас». Нельзя обвинять окружающих в своей судьбе: ты сам хозяин своей жизни.

Да, дядя Ваня вызывает симпатию, а профессор Серебряков не вызывает. Но профессор говорит: «Дело надо делать». А что делает дядя Ваня? Ничего. Пьет водку.

Даже если человек сделал выбор пить водку, и делает это с убежденностью, то и тогда женщины могут его любить. Мы знаем такие примеры. Но суть в том, что для дяди Вани это не выбор – это уход от выбора.

Это вечный вопрос, и ответить на него сложно. Наверное, дядя Ваня пошел по легкому пути. У него не было этих мыслей, у него были только чувства.

Он откладывал принятие решения. Мы все откладываем принятие решений.

Он просто хотел, чтобы все было, как в прошлом. Это тема Чехова. Вернуться назад нельзя. Тогда было хорошо: были живы мама, папа, бабушка, дедушка, бегала собачка, мы собирали грибы и купались в речке. Хочется туда. Ностальгия – вредное чувство.

Д. З. В своей книге «Моя настоящая жизнь» вы пишете, что благодаря Ольге Александровне Хортик перестали быть Молчалиным, что к моменту знакомства с ней было свойством вашего характера. Вы фильтровали свои мысли, слова.

О. Т. Да, я умело делал это. Потому я и был мил окружающим.

Понимаете, окружающий мир был довольно суровый. В огромной 49-метровой комнате моей мамы нам с бабушкой отвели загородку, метров восемь или меньше. Ночью бабушка иногда просыпалась. Вставала, шла к окну. Я хватался за ее нижнюю рубашку и плелся вслед за ней. Мы подходили к окну, открывали окно. Мы жили на втором этаже на углу Мирного переулка и улицы Большой Казачьей, позже она была «20-летия ВЛКСМ». И я видел черный автозак. Потом из нашего дома выводили человека, и машина его увозила. Бабушка закрывала окно и шла в нашу загородку. Становилась на колени и молилась. Из ее молитв я получал понимание того, как и что у нас происходит.

Вы понимали, что происходит?

Наверное, к третьему классу понимал. И все это, вместе взятое, все-таки привело к тому, что, пойдя в пятый класс, я уже знал, что вот это – нельзя, а это – нельзя никогда. А это можно, но только когда мама рядом. То есть двойная бухгалтерия у меня уже существовала, я был весьма нахватанным человеком по этой части.

Я вспоминаю вашу работу в «Обыкновенной истории» [28] «ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ» Первый роман Ивана Гончарова был опубликован в 1847 году в журнале «Современник». История нравственного перерождения юного провинциального романтика Александра Адуева, приехавшего в столицу к своему дяде, прагматичному Петру Адуеву. Сначала Александру претит жить по законам циничной столичной жизни, но со временем он входит во вкус, становится скептиком, приспосабливается, поступается своими принципами, жертвует чувствами и репутацией любимой девушки и стремительно идет вверх по карьерной лестнице, полностью презрев нравственные ценности. Вскоре племянник превосходит в цинизме и прагматизме собственного дядюшку. Олег Табаков сыграл Александра Адуева в театре «Современник» в спектакле «Обыкновенная история», впоследствии превращенном в фильм (1970). по Гончарову. Люди моего поколения знают ее как телеспектакль. Оператор Рерберг снял изумительные крупные планы и показал изменения лица человека, вашего героя Александра Адуева, который за эти три сценических часа…

Стал свиньей. Оскотинился.

Что это за свойство, которое разлагает человека?

Искусы. Варианты. Можно и так, и так – as you like it. Выбор. И всё.

Выбор – это же самое сложное. Как его сделать?

Объясню проще. Это был год, наверное, 1968-й или 1969-й. Я встречаюсь на площади Маяковского с женщиной. Она была секретарем горкома партии по идеологии, у нее был бюст пятого размера.

Много достоинств у этой женщины.

А как же! Она испытывала, так сказать, некую симпатию к молодому наглецу, артисту театра «Современник». И она довольно внятно, серьезно говорит: «Ну что же вы делаете, а? Ну ведь ваш начальник…» – и она квалифицирует его по наркологически-медицинским категориям.

Олега Николаевича Ефремова?

Да, Олега Николаевича. А смысл такой: сдать надо. Вот и все. И ведь никто не узнает, о чем мы говорили. Правда?

А вот мой отец: у него после войны была другая семья. Он полюбил женщину, и у них родился ребенок. И вот он после окончания Японской кампании 1945 года пришел к маме и сказал: вот так и так, решай. И мама – она из дворянской семьи – сказала «нет».

То есть она могла принять, что существует такая параллельная история?

Да, могла принять. Но она сказала «нет». Вот и все. И чего тут больше и кто тут прав? Это такие материи самого высокого порядка.

Вы – человек очень цельный в своих решениях, в представлениях о том, что правильно, что неправильно, какое решение надо принять. Были ли у вас в жизни ситуации, когда знаешь, что правильно, но боишься сделать больно другому человеку?

Были, были.

Оправдывает ли это себя?

Ну, это дискуссионный вопрос. Это вопрос дискуссионный… Нет, не будем продолжать (улыбается) .

Простите, что я этот вопрос вам задам, вы можете на него не отвечать. Но вы не жалеете, что в вашей жизни вы долго затягивали принятие решения, боясь сделать больно близким?

Ну конечно, ну конечно!.. Человек несовершенен. И он все-таки из двух зол выбирает меньшее – как ему кажется.

Д. З. Вы с Ольгой Остроумовой изумительно читали переписку Эрдмана и Степановой. Знаменитая актриса и знаменитый драматург любили друг друга много лет. Они были несвободными людьми, когда встретились. Он так и не ушел от своей жены. И вот вы сказали, что люди говорят «да», когда надо было сказать «нет». А потом, когда оглядываешься на жизнь, понимаешь, что все то, что казалось непреодолимыми преградами, на самом деле несущественно. Что нам мешает идти прямым путем? Если любишь – быть с этим человеком. Если хочешь что-то сказать – сказать это.