Захар Прилепин - Имя рек. 40 причин поспорить о главном [litres]

Двадцать пять лет понадобилось населению России в целом, чтоб осознать, наконец, масштаб провокаций и преступлений, свершённых западным миром в целях передела и наживы: снос суверенных режимов, поддержка откровенно преступных «сукиных детей» на самых разных континентах, ввод войск куда только вздумается и прочее тому подобное.

В 1987-м и даже в 1993 году дезориентированное население страны и, тем более, российская интеллигенция, безоглядно влюблённая в Запад, любые разговоры на эту тему считали признаком пещерного сознания.

Упрямо твердивших противоположные вещи социолога Сергея Кара-Мурзу, или философа Александра Зиновьева, или филолога Вадима Кожинова старались в приличные места не допускать.

Высоцкому, как минимум, пришлось бы очень и очень сложно в те годы.

Разрыв со своей средой – вещь сложная, мучительная, зачастую просто невозможная.

Простые ведь вещи говорю? Простые.

Так откуда такое неистовое желание защитить «нашего Володю»?

Володя – общий. Давайте будем честны с Володей. Он фарисейство не выносил.

А вот отыграться за то, что его не публиковали, – на каком-то этапе мог бы.

Помните, как долго и убедительно нам рассказывали про то, как советские чиновники Высоцкого запрещали, жить ему мешали, и угробили, в конце концов.

Высоцкий, между тем, с 1964-го по 1980-й был в числе ведущих актёров Театра на Таганке в Москве. Театр этот был одной из визитных карточек страны Советов. Очереди за билетами туда стояли ночи напролёт. Артисты, желающие попасть в труппу театра, – шансов почти не имели.

Высоцкий сыграл в тридцати фильмах. Несколько из них до экрана не дошли, – но ведь был танкист Володя в фильме 1966 года «Я родом из детства», была «Вертикаль» 1967 года, где он спел пять своих песен, в 1968 году вышли сразу «Служили два товарища» и «Хозяин тайги», а потом ещё были «Опасные гастроли» 1969 года, «Четвёртый» 1972 года, «Плохой хороший человек» 1973 года, «Бегство мистера Мак-Кинли» 1975 года, – и везде заметные роли, и главная роль в фильме 1976 года «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил», и «Маленькие трагедии», конечно, и «Место встречи изменить нельзя».

Да на него, запрещённого, вся страна смотрела двадцать пять лет подряд. Он полторы тысячи концертов дал – и за огромное их количество его посадить могли, потому что там невесть что творилось с бухгалтерией. Но не сажали же: глаза прикрывали на всё это.

А посадили бы? Чего вы говорили бы тогда? «Вор должен сидеть в тюрьме» – как многие из нас радостно кричат чуть что? Или, напротив, стали бы утверждать, что Высоцкий – это второй Шаламов?

А на гастроли как он ездил? Советский запрещённый артист, с которого КГБ якобы глаз не спускало! Во Францию, в Польшу, в Германию, в Венгрию, в Болгарию, в США, в Мексику, в Канаду и даже на Таити… И на телевидении выступал там, и концерты давал огромные.

Вот как его держали и не пускали, сил не было никаких всё это терпеть.

Похоже на запрет?

Вообразите себе нынешнего артиста – который дал полторы тысячи концертов, из них половину на стадионах, а налоги платит через раз, а то и через два, ездит на самой дорогой машине в Москве, снимается каждые два года в шедевральном фильме, который смотрит по десять миллионов человек, а то и по пятьдесят миллионов, играет в театре, известней которого нет, – и говорит: загнобили меня, затравили…

Да нынешние артисты, 99 из 100, душу бы продали за то, чтоб Высоцким пожить хоть недельку. Запрещённым, загнанным, задвинутым.

Не утверждали его на какие-то роли? Да любого артиста, самого распрекрасного, один раз утверждают, а два раза нет, – Высоцкий что, был Аль Пачино и Роберт Де Ниро одном лице? Он был хороший, крепкий артист. Мог подойти режиссёру, мог не подойти.

В мультфильме «Ну, погоди» Высоцкого не утвердили роль волка озвучивать, а Папанова утвердили. И что, Папанов – хуже волк, чем Высоцкий?

Высоцкого пробовали на роль Остапа Бендера – но вы действительно думаете, что из него получился бы лучший Бендер, чем из Юрского или Андрея Миронова?

Остаётся одно – стихи его не печатали, да.

Знаете, придётся прямо сказать.

Высоцкий – огромная личность. Высоцкий – миф. Истинный, почти невозможный, огромный. Такая, как у него, слава – в его время на всю планету только у «Битлз» была.

Но, помнится, когда на заре «перестройки» вышла известная, вполне себе разумная, но критическая статья поэта Станислава Куняева о Высоцком – автора едва не разорвали на части. Конечно, это всё от зависти, решили сразу сотни тысяч читателей.

А Куняев был, в сущности, прав.

Высоцкий, что называется, открыл ящик Пандоры, когда начал смешить своего слушателя – чтоб нравиться этому слушателю, потакая его среднему вкусу, – не повышая планку, а понижая.

Куняев приводил в пример эту известную песню Высоцкого: про Лукоморье, которого и след простыл. Найдите, послушайте.

И Куняев очень спокойно объяснял: так нельзя делать. Это классические стихи Пушкина, на них воспитаны целые поколения русских людей. И если мы сегодня начинаем высмеивать это – завтра приходят смехачи всех самых позорных мастей, которым смешно вообще всё: русский солдат, русская женщина, русские святыни, Россия как таковая.

И они пришли ведь.

Очень часто повторяют, что Высоцкий – это Есенин второй половины века.

Нет, ребята, Высоцкий – это не Есенин. Есенин был великий новатор стиха, поэтический гений. И, главное, Есенин никогда не пытался понравиться своему читателю – он с самого начала работал для высочайшего суда поэзии, где и словом оступиться было нельзя.

Представить себе Есенина, сочиняющего сатирические куплеты про пушкинское Лукоморье, – невозможно.

Мне говорят: да одни только военные песни – явное доказательство того, что Высоцкий – великий поэт.

Советские военные песни – это отдельная, требующая серьёзного разговора история. И «Тёмная ночь», и «Эх, дороги…», и всё та же «Вставай, страна огромная» – песни великие. Но никто ведь не станет всерьёз утверждать, что написавшие стихи к этим песням Владимир Агатов, Лев Ошанин и Лебедев-Кумач – великие поэты?

Задумайтесь об этом. Поищите сами ответы – почему.

Самый лучший Высоцкий – это Высоцкий последних лет, когда ему уже не хотелось нравиться кому-либо. Когда он написал «Райские яблоки» и «Кони привередливые». Когда не с легковерным слушателем стал разговаривать, а с ангелами и с апостолами.

Это – классика.

Давайте любить Высоцкого тем, какой он есть.

Не возносить его туда, где места ему нет.

И не отрицать того, что долгое время никто с ним и сравниться не мог по силе народной любви.

Впрочем, у этой славы есть, увы, оборотная сторона.

Пройдёт десятилетие, другое, третье – и значение Высоцкого приравняется в глазах новых поколений к значению предыдущих всенародных любимцев; скажем, Леонида Утёсова. И неважно, что Высоцкий сам писал себе песни, а Утёсов пел чужие. Мог бы и свои петь. Слава у него была не меньшая, чем у Высоцкого. Но много ли он значит для современного человека? Увы, нет.