Захар Прилепин - Имя рек. 40 причин поспорить о главном [litres]

«Всё-таки можно чуть-чуть быстрее», – беззаботно говорит она.

При этом дочь вовсе не склонна к какой-либо экзальтации, к нарочитому риску и вообще состоянию аффектированного восторга.

Сейчас она позавтракает, потом включит виниловую пластинку с песнями на стихи русских классиков Серебряного века, или песни Берковского, она очень любит песни Берковского, сядет в кресло-качалку и будет ещё час читать.

Под музыку, наведя себе лёгкую полутьму в комнате, и качаясь.

Это идеальное её состояние.

Песни с русским текстом читать ей не мешают.

Она читает одну книгу в день-два. Библиотека в её комнате огромна.

…начитается, сядет на велосипед и улетит.

Ей никого не надо: в смысле – сверстников. Она может часы и даже целые сутки проводить в одиночестве и не скучать.

Велосипед, скрипка, собака, книжка, музыка.

У нас, признаться, с ней особенно близкие отношения.

Но я даже не знаю, на чём они основаны.

Она всегда просит: а посиди со мной, пожалуйста.

И мы сидим. Иногда молча.

За десять лет она не провела надо мной ни одного женского эксперимента, никогда не пыталась мной манипулировать, и не просила в подарок ни одной игрушки.

Ей этого в голову не приходит.

Впрочем, вот велик недавно.

Но велик – не игрушка. Велик – способ лично набрать максимально возможную скорость.

А вот и третий ребёнок поднялся, сын.

Больше всего в своей жизни он думает о футболе.

Он готов обсуждать футболиста Месси часами.

Он всё время говорит про лучших голкиперов и форвардов.

Я ничего в этом не понимаю.

Футбол я смотрел один раз в жизни, минут двадцать. Мне понравилось. Но я не знаю, какая сила может меня заставить ещё раз потратить на это час, или сколько там.

Жена моя тоже не смотрела футбол никогда, и смысл этой игры для неё таинственен.

Вчера она спросила, поддерживая разговор о Месси, сколько игроков в каждой футбольной команде, и была удивлена, что их всего 11. Она была искренне убеждена, что их там не менее полуста, или даже больше.

Из музыки сын слушает только русский рэп.

Некоторое время я тоже слушал русский рэп, но потом разочаровался в этих замечательных парнях – в большинстве из них. Они не растут и не собираются этого делать.

Когда подросток восемнадцати лет обнаруживает в своей голове идеальные слова о том, как происходит его взросление, – это увлекательно и удивляет. Так я полюбил русский рэп в своё время. Но когда этому подростку уже 38 лет, а он существует за счёт всё тех же слов и прежних эмоций, – это утомляет.

Но моему сыну – далеко даже до восемнадцати; он с ними на одной волне, это нормально.

Сейчас старшая дочь накатается на велике, сын тем временем позавтракает, и они вдвоём, как мыши, тихо улягутся смотреть «Тихий Дон».

В своё время мы с женой и детьми посмотрели три экранизации подряд. Приключения Григория Мелехова произвели на детей неизгладимое впечатление.

Даже не знаю, что об этом думать. Зачем им история про Гражданскую войну, казачество и любовный треугольник ярких и яростных людей? Подобных персонажей они, кажется, не очень часто встречали в действительности.

Зачем им пронзительные казачьи песни – надрывные, наводящие такой ужас, что кажутся почти звериными?

Что́ они выносят из всего этого? Почему этим летом они предпочли подсмотренную гениальным, совсем молодым писателем историю – любым властелинам колец?

Они пересматривают экранизацию в четвёртый или пятый раз, и выходят после просмотра – странно притихшие и обращённые в себя.

Потом набранные ими впечатления, конечно, понемногу развеиваются.

Спустя десять минут младший сын и старшая дочь начинают в своей манере переругиваться.

У них особого типа, подготавливающий ко взрослой жизни, вялотекущий гендерный конфликт.

Я не слышу произносимых ими слов, но слышу ровное гудение голоса сына: он доносит до сестры что-то очень верное и явно, по её мнению, занудное.

В какой-то момент дочь – само, казалось бы, умиротворение – вдруг взрывается: «Отстань! Прекрати! Надоел!»

Раздаётся грохот каких-то вещей – что-то полетело в стену.

Дочка выбегает, грохочут деревянные ступени, – следом: бах! – с ужасным звуком вшибается в косяк дверь в дом.

Спустя минуту – неспешно, невозмутимо – спускается вниз сын.

Он тоже добивается какого-то необходимого ему эффекта. Но какого?

…зато он отлично, куда лучше старшей дочери, играет с младшенькой.

И что характерно – та над ним не экспериментирует. Она крайне благодарна ему за оказанное внимание.

С ней он забывает про спорт и рэп, и может час, два или даже три играть с ней в любую игру.

Не очень понимаю, как складываются эти конфигурации: почему, сделанные из одних и тех же родителей, дети носят такие странные черты, и так витиевато этими чертами пересекаются друг с другом.

Сын начал читать поздно, и я не сказал бы, что это занятие может в его случае конкурировать с футболом.

Он читает одну книгу в месяц.

Едва ли я очень переживаю по этому поводу.

Пусть растёт как растёт.

Позавчера я был совершенно неожиданно вознаграждён за это.

Он спросил у меня томик Есенина, и читал – он спит за стенкой, я слышу в ночи шелест страниц, – с двадцати двух часов до полуночи.

А вчера попросил стихи Бориса Рыжего.

И снова читал до полуночи, пока я не приказал ему спать.

Старший сын – совсем уже взрослый.

Он только что закончил школу и неплохо сдал экзамены.

У него последнее лето детства. По крайней мере, так принято говорить.

Мне в шестнадцать лет, когда я закончил школу, тоже казалось, что у меня последнее лето детства.

А детство с тех пор так и не закончилось, и лето – каждый год.

Не знаю, кто эти глупости придумал.

Сын приходит в три часа ночи с каких-то своих прогулок.

Он действительно может гулять один.

Однажды я ехал по лесу – и вдруг увидел, как он целеустремлённо идёт мне навстречу, километрах в десяти от дома.

Я ему кивнул, он кивнул мне.

Вокруг больше никого не было.

Сделать пешую прогулку часов на пять для него не представляет никакого труда.

Впрочем, сейчас он с какой-то девушкой гуляет. Ночью с девушкой, днём один.

Когда возвращается – я слышу, как это происходит, – он подогревает себе очень поздний ужин и ест, к примеру, оставшиеся макароны. Может умять целую сковородку и четыре купаты к ней.

Потом наливает себе в пивную кружку чай – и пьёт. Без сахара и без сладостей. К утру три таких кружки стоят возле его дивана.

Читает Священное Писание – подряд, как роман. Говорит, что это интересно.

О нём я ничего больше не буду говорить: он вырос, а мнение, сказанное о взрослом человеке, не может быть столь же легкомысленным, как мнение о ребёнке.