Захар Прилепин - Имя рек. 40 причин поспорить о главном [litres]

Посему, когда рассказывают, что с приходом большевиков погибли народные промыслы, – над этим, скорей, стоит потешиться.

При большевиках всего лишь завершилась стремительная и неизбежная урбанизация России: три четверти населения вдруг переселились из деревень в города. Увы, это было требованием нового времени – страна нуждалась в промышленном прорыве; либо имела шанс остаться евразийской Африкой, к тому же колонизированной.

Русский мужик чаще всего не мог взять с собой свою хохломскую посуду и берестяные туески; да и заниматься на новом месте федоскинской миниатюрой или вятским кружевом у него ни времени, ни возможности не было.

Надо всё-таки отдавать себе отчет, что смысл народных ремёсел был напрямую привязан к быту: то есть даже если и делалось что-то «для красоты» – это всё равно использовалось: с этим жили, на этом ели, это носили, на этом спали.

Однако эти самые большевики, хоть и с неизбежными потерями в качестве, немедленно озаботились созданием (или воссозданием) кооперативов и артелей, занимающихся той же самой хохломской росписью, или каргопольской игрушкой, или ростовской финифтью, или скопинской керамикой, или любимой моей палехской миниатюрой.

Приведём простейший пример.

«Артель древней живописи», объединившая палехских художников, была создана в 1924 году. В 1928 году в Палехе открылась профтехшкола древней живописи, обучение в которой длилось четыре года. Союз художников Палеха появился в 1932 году. Товарищество художников Палеха – в 1935 году. В том же году профтехшкола была преобразована в художественный техникум. В 1936 году техникум перешёл в систему Всесоюзного комитета по делам искусств и стал называться Палехским художественным училищем имени А. М. Горького. В 1954-м образовались Палехские художественно-производственные мастерские Художественного фонда СССР.

Ну и кто же всё-таки сохранил палехскую миниатюру? Причём в жуткие времена, когда, казалось бы, то коллективизация, то голодомор, то одна война, то другая, то Арктика, то Антарктика, то Беломорканал, то БАМ. До миниатюр ли было? Вот, оказывается – до миниатюр.

Патентованные специалисты по народным промыслам утверждают ныне, что Россия является единственной страной в мире, где сохранился огромный пласт национальной культуры. Не одной из многих, или даже из нескольких, – а единственной подобной страной.

Кто же это всё сохранил, позвольте спросить? Само сохранилось? Ах, нет, друзья мои, не само. Само только разрушается.

И только в минувшую четверть века, ознаменованную великой демократизацией нашей жизни, в России распались или ослабли многие школы народных промыслов, учителя остались без достойных учеников, училища закрылись, многие фабрики, выросшие из тех самых артелей и кооперативов, разорились и были закрыты.

Государство наше в ближайшее время богатеть не начнёт, и надежд на особое внимание со стороны власти к народным промыслам мы не имеем.

Но медленно взрастает что-то новое, подающее нам надежду.

Происходит уже различимый и очень серьёзный отток городского населения в пригороды и деревни.

В тех местах, где живу я, вдруг стали востребованы печники и кузнецы: запись к ним ведётся за два, а то и за три года вперёд.

Известно, что даже удачная консервация народных ремёсел не может обеспечить их востребованности. Востребованность обеспечивает только сама жизнь.

Более того, востребованность влияет ещё и на развитие!

Люди вокруг вдруг начали догадываться, что дерево лучше, чем пластик и линолеум.

Что воронежский, башкирский или рязанский тканый половик, павлопосадский платок, скопинский квасник, вязаная одежда – в том числе и те самые пресловутые «бабушкины носки», архангельский туесок, резьба на окнах, гжель или русская игрушка – не подвластны «тенденциям» и «модам», не имеют «сезонных пиков», и, более того, в этих «пиках» совсем не нуждаются.

И когда ты окружён вещами, созданными твоим народом, в какой-то очень счастливый миг к тебе является осознание, что эти вещи придуманы были совсем не случайно.

Что среди них тебе теплей и радостней, чище и проще жить.

А ещё: что вещь может быть хранительницей не только личной, но и национальной памяти, делающей твоё прошлое – почти бесконечным, и будущее – огромным.

И: что ты наконец дома. А то всё в гостях и в гостях был. Загостился…

Один дедушка недавно сказал мне очень простые слова.

Совсем простые, но мне они понравились, и я хочу вам их пересказать.

Он говорит: многие хотели овладеть всем миром – не половиной, а сразу всем. Чингихсан, Наполеон, Гитлер.

США теперь тоже хочет контролировать весь мир.

Они придумали волшебное, почти как «рекс, фекс, пекс» в сказке «Буратино», слово «демократия», и пользуются им то как палкой, то как открывашкой, то как сетью, то как сказкой для дураков, у которых есть золотой в кармане.

Как ты думаешь, спрашивает дедушка, какое в такой сложной международной обстановке предназначение у России?

Не знаю, говорю.

У России предназначение, которое Господь для неё придумал и оно одно, отвечает дедушка: никому не дать овладеть миром в одиночку.

Никто, кроме нас, не в состоянии этого сделать.

Потому что России весь мир не нужен, а нужна только – собственная независимость.

Но едва кто-нибудь собирается овладеть миром – тут же выясняется, что на пути лежит, как бревно, Россия: не пройти, не проехать.

Если Россия берёт чуть больше, чем собственная независимость, – ей становится тяжело. Возможно, сказал дедушка, Советский Союз был не самой плохой страной на свете, и даже иногда хорошей-прехорошей, – но даже он распался, потому что взял на себя несколько больше, чем необходимо было русским людям.

Не для того, чтоб поспорить с дедушкой, а просто для поддержания разговора, я сразу вспомнил, как мне недавно французы жаловались: в 1968 году они сделали свою революцию, тогда там была 10-миллионная забастовка, студенты кричали лозунги совершенно левого толка, у восставших французов очень многое получилось – и коммунистическая партия Франции была готова брать власть в свои руки, если бы мы их поддержали.

Но Брежнев пошевелил ещё молодыми своими бровями и решил: нет, Франция нам не нужна, нам достаточно Варшавского блока.

Даже в момент наивысшего своего развития, после полёта Гагарина в космос, когда авторитет Советского Союза в мире был колоссален, а возможности наши фактически безграничны, советские коммунисты не хотели нарушать мировой баланс.

А ведь если бы Франция стала коммунистической – была бы совсем иная картина в Европе.

Представляете: Париж и Москва вместе? О, это интригует.