Александр Мелихов - Застывшее эхо (сборник)

В борьбе с ужасом ничтожности каждый народ выстраивает этот пьедестал для себя сам, создавая свою культуру для самовозвеличивания (не только в социальном мире – в мироздании!); когда же его коллективные грезы угасают, от него первыми отворачиваются собственные отпрыски, чувствуя, что национальные сказки уже не в силах защитить их от космического холода и одиночества.

Потому-то, вопреки либеральному катехизису, национальные культуры не сближают, но, напротив, наиболее остро разобщают нации. Я имею в виду, разумеется, не респектабельные «вершки» культур, но полубессознательные «корешки» предвзятостей и преданий, «обосновывающих» убежденность (всегда иллюзорную) каждой нации и включающей ее цивилизации, что именно она «самая-самая», – ради этой убежденности они и создаются.

И компромиссный диалог возможен при дележе прибыли, но не на конкурсе красоты, где победителем может быть признан только один или, по крайней мере, немногие. А состязание народов больше похоже на конкурс красоты, чем на торг дельцов. Нации создаются и объединяются в цивилизации не ради достижения каких-то практических материальных целей – для этого существуют промышленные и финансовые корпорации, включая криминальные, – а ради обретения (всегда иллюзорного) чувства избранности, уникальности, причастности к чему-то прекрасному, почитаемому и долговечному.

Но представляете себе общество, в котором избранными себя считают все? Когда конкурируют не прибыли или технологии, но воодушевляющие фантазии?

И можно ли избежать ненависти, когда конкурент пытается разрушить твое жилище? А главным жилищем всякого человека являются его иллюзии. И для них разрушителен любой рациональный анализ, любое соседство чужой сказки, обнаруживающее относительность нашей: слишком тесное соприкосновение культур всегда бывает гибельным как минимум для одной из них. Хотя культура победившая, вобравшая в себя какие-то приглянувшиеся элементы уничтоженной соперницы, уже может позволить себе великодушие, принявшись воспевать исчезнувших индейцев, черкесов или сарацинов.

Но в настоящем, вопреки либеральным химерам, чем лучше народы узнают, тем сильнее и раздражают друг друга: каждый все отчетливее понимает, что его возвышенному образу самого себя нет места в мире другого, что другой точно так же, как и он сам, приберегает возвышенные чувства для борьбы с собственным, а не с чужим страхом ничтожности.

Конфликты иллюзий самые непримиримые, и диалог их может только обострять. Ибо и в самом деле невозможно доказать, что именно моя мама лучше всех, а моя Дульсинея самая прекрасная дама во всем подлунном мире. Возражая против этого, мы не переубеждаем, но лишь оскорбляем друг друга. А переубедив, уничтожаем миражи, которые только и наполняют нашу жизнь смыслом и красотой, скрывающими от наших глаз ужасную правду о нашем бессилии и мимолетности.

Но таких дураков, которые бы с легкостью позволили чужим миражам вытеснить свои, на свете нет и не предвидится.

Короче говоря, откровенный диалог культур, равно как и слишком тесное их сближение, почти всегда ведет к конфликту. В котором проигрывающая сторона рано или поздно берется за оружие. И подкупить или запугать идейного террориста социальными средствами невозможно, ибо он борется не за место в социуме, а за место в мироздании. Его можно только соблазнить.Открыв ему возможность ощутить себя красивым внутри какой-то иной иллюзии. Не имея новых грез, он станет защищать прежние, не щадя своей, а тем более нашей жизни.

Когда мы готовились перепрыгнуть в рыночную экономику – непременно одним прыжком, пропасть не одолеть в два прыжка (какие метафоры тогда еще были в чести – «бесплатный сыр бывает только в мышеловке», «нельзя быть немножко беременной»), – главной сказкой была вера в Систему: должны работать не люди, должна работать Система. И рыночная система всегда работает хорошо, а административно-командная плохо: в Западной Германии живут хорошо, а в Восточной намного хуже, в Южной Корее хорошо, а в Северной совсем плохо. А начинали одинаково ужасно.

Но южных корейцев спасло корейское чудо, нас же спасет русское.

Русского чуда пока не видать, зато корейское переживает что-то вроде юбилея.

Когда после опустошительной гражданской войны Корея окончательно разделилась на социалистическую и капиталистическую, по нашим перестроечным представлениям, рыночная часть во главе с доставленным из либеральной Америки Ли Сынманом должна была двинуться к процветанию, а тоталитарная – к деградации, однако получилось ровно наоборот. Северная Корея со скрипом двинулась в гору, а Южная погрузилась в нищету и тотальную коррупцию. Тогда-то и случилось первое корейское чудо: на фоне экономического развала, беспросветной зависимости от американской помощи и чудовищной безработицы Ли Сынман в марте 1960 года собрал 88,7 процента избирательских голосов. Народ, однако, в чудо не поверил, выборы были признаны фальсифицированными, начались массовые демонстрации, схватки с полицией, появились убитые и раненые, а в день 19 апреля («кровавый вторник») погибли сто восемьдесят шесть человек, свыше шести тысяч получило ранения.

В итоге 26 апреля отставки Ли Сынмана потребовало Национальное собрание, американцы тоже осудили «клику Ли Сынмана» и от греха подальше помогли ему перебраться на Гавайи. В Корее же после хаотической свалки спасителей отечества пришла к власти военная хунта во главе с генералом Паком Чонхи. Она прижала наиболее неукротимых борцов, расправилась с наиболее намозолившими глаза коррупционерами и «сатрапами», но с 1 января 1963 года в стране была снова разрешена политическая деятельность. Так что в новых президентских выборах Пак Чонхи участвовал уже как глава сколоченной менее чем за пару месяцев Республиканской партии (Конхвадан) и победил с очень небольшим преимуществом.

Далее о нарушениях демократических процедур и прав человека отцом корейского экономического рывка можно рассказывать очень долго, однако чудо превращения разоренной и отсталой страны в богатеющую на глазах и передовую состоялось именно при нем. И, что самое удивительное, а для России еще и поучительное, никакой новой Системы генералу не понадобилось. При Ли Сынмане были чэболи – семейные финансово-промышленные корпорации, занимавшиеся всем на свете, – и при Паке Чонхи остались чэболи; при Ли Сынмане от предпринимателей требовалась лояльность – и при Паке Чонхи строптивость отнюдь не поощрялась. Секрет генеральского успеха заключался, по существу, в одном: он действительно желал видеть государство сильным и процветающим, власть была для него не высшей целью, но средством достижения другой, гораздо более высокой цели. Ради которой он был готов рисковать головой и в конце концов ее и впрямь потерял: во время одного из покушений была убита его жена, а сам он 26 октября 1979 года среди очередного политического кризиса был застрелен начальником Центрального разведывательного управления. Можно сказать, прямо на производственном совещании.