Павел Рупасов - 100 вопросов без ответов. ВМФ России

В погоне за ростом показателей измеряемых цифрами отчетности и количественными параметрами (посещаемость, количество выставок и массовых мероприятий за год) страдают качественные, — «неизмеряемый» гудвилл.

Внутримузейные, утверждаемые директорами и начальниками подробные инструкции, как воинские уставы, написанные кровью (из опыта боевых действий). И Руслан Шамсудинович их сам утверждает, предписывает все этапы подготовки выставки, длящиеся в сумме 4—6 месяцев. В реальности же выставка в музее может быть подготовлена за 22 дня вместо положенных 4—6 месяцев, о чем имеются распоряжения того же Руслана Шамсудиновича. Мы не напутали, речь идет не о сроках подготовки плоскостной выставки, а о полноценной выставке в залах.

В результате у нас в год уже теперь под 80 выставок. И чтобы не было массы замечаний по «огрехам-прорехам» и возмущениям посетителей о подаче музеем недостоверной информации за их же — посетительские — деньги, гостевая книга снесена с сайта музея с 2014 года (и «нет вопросов» от посетителей). А бумажных книг отзывов в музее заведено две: одна «парадная» для положительных отзывов, для Нехая и для проверяющих лиуц, а друга книга отзывов для недовольных, с «плохими отзывами» о музее…

А на 30 Писем в адрес музея с 2016 по 2018 годы, Смирнову Нехай 30 раз не ответил.

170 страниц Писем («первый транш») знатока техники и истории флота К. К. Смирнова, опубликованны нами в первой части первого издания книги «Про Нехая» [Санкт — Петербург] Теперь, когда настоящая книга доступна на 14 книгопродающих площадках, в т.ч. «Озоне», «Амазоне», «Литресе», «Лайфлибрери», «Ридеро» и прочих, то есть всему русскоязычному населению Земли, Руслану Шамсудиновичу все-таки придется ответить на все технические и исторические огрехи в экспозициях, изложенные в письмах Константина Константиновича Смирнова, оставшихся с 2016 по 2018 гг. без ответов. А может быть и не ответит Руслан Шамсудинович. Поживем — увидим…

Ко всем перечисленным вопросам мы будем присматриваться всю книгу глазами любителя морской истории, глазами простого читателя и посетителя музея. Обнаружение и воспоминание всяческих утраченных музеем традиций и практик, почерпнутых у старейших сотрудников, с документами-доказательствами «как оно было» и является одной из целей всех последующих страниц нашей книги.

Именно бурная деятельность Руслана Шамсудиновича, наполнившая жизнь музея новыми смыслами и именно расцвет издательского дела при Нехае позволяет нам считать его третьим звеном в цепи «Огородников — Корчагин».

Характерно, что при Нехае все развивается бурно, быстро и «в большом количестве». И век у нас стремительный и Руслан Шамсудинович человек энергичный… Трудно размышлять об отсутствующих или исчезнувших и может быть отживших смыслах и методах работы. Но когда вокруг всего так много наделано и еще больше сделается, то рассматривать есть что и сравнивать, все-таки, есть с чем.

310 лет истории, и она у наших ног — в музее. При таком обилии материала можно сшить любой костюм. И Нехай его сшил или заканчивает. И про то как «пиджачок сидит», и каким он был при царях, при «корчагинцах» и при Нехае будем еще много говорить.

Россия начала двадцатого века.

Первые и «древние» части — «основания» музея даны нам С. Ф. Огородниковым в 1909 году. Почему так сильна его книга [Огородников, 1909], почему она, как выразился Е. Н. Корчагин (начальник музея 1991—2004 гг.), — «единственный фундаментальный труд» о Морском музее России, в чем сила этой книги? Сила, как давно известно, в правде.

У Огородникова правда проста: созданная им к 200-летию «биография» музея перечисляет все горести и все радости, которые испытал музей на своем двухвековом пути. Роздано «всем сестрам по серьгам»: названы и «сибаритствующие» директора, вскрыты даже причины, — это их связи с высочайшими морскими чинами Российской империи, всё это с фамилиями и именами, невзирая на лица. Если «лица» не определены, описывая несчастье, произошедшее с музеем, Огородников находит слова сказать об этом. Например, описывая суету и неразбериху, последовавшие за Высочайшим повелением о раскассировании (закрытии) «Морского музеума», Огородников пишет свою правду так: «Все стремились к одной цели — скорее очистить помещение для нового учреждения /учреждения Генерал-гидрографа с Морским ученым комитетом/, а потому неудивительно, что некоторые из замечательностей Музеума каким-то таинственным способом либо попали в частные руки, либо появились в коллекциях других ведомств, а иные и вовсе ускользнули из вида».

Правда Огородникова в том, что его текст делает вас поклонником Морского музея. Как? Вы попадаете в жизнь музея, его утраты и приобретения так близко, что будто бы это вы передаете семейные реликвии в музей, а не вдова умершего офицера. Вы чувствуете себя их собеседником, их сомышленником и принимаете всю книгу С.Ф. так близко к сердцу, что уже становитесь поборником тех великих традиций, что начались и продолжались 200 лет. И вы этим событиям уже не посторонний. Это и ваше дело. Здесь в очередной раз вспоминаются слова Нехая: «Это не Ваше дело!» И ответ Смирнова: «Ошибаетесь — мое!»

Огородниковым перечислены все предметы, выставленные в 41 помещении музея, посчитаны все квадратные аршины, даже стены — и всего музей имеет около 3,5 тысяч кв. метров, и на этих площадях у него лежит вся без остатка коллекция — 4 453 предмета. Все просто, хозяйство обозримо, фондов и хранилищ музею не надобно…

И раз задавши этот шаг — ритм и размер «огородниковский», — так хочется его и в здании биржи (где музей размещался с 1939 по 2013 гг.) увидеть: каково оно там, тем же циркулем измерить, увидеть что отмерло, что выросло и добавилось. Прямо «сравнительная морфология с музейной анатомией».

Посчитал Степан Фёдорович все тысячи предметов — и что от Петра осталось и за ним, что откуда взялось, и в каком году.

Потом все 41 год он «посчитал», от второго открытия Морского музея в 1867 г. до 1908 г., и всех дарителей назвал и что покупкою приобретено назвал. И мы принимаем его правду с благодарностью и как должное и единственно возможное: достался музею в дар погон с плеча героя, значит так тому и быть…

И посещаемость музея нам дал Огородников — задал эту линейку на все 110 лет до сегодняшнего дня, про Парижскую, Чикагскую и Московскую выставки рассказал и нам захотелось не потерять эту линейку. И Корчагин эту линейку не потерял: раз двадцать музей за границей показал. А Нехай «заграничную часть линейки» пока не взял. Но он еще молодой и задорный, погодите, еще возьмет.

Читая С. Ф. Огородникова, будем сравнивать его описания жизни музея до 1909 года с тем, что сказал Е. Н. Корчагин о жизни музея за 73 года советской власти и за 13 лет после нее. Евгению Николаевичу пришлось (смог? успел?) издать «славный столетний» путь музея после «Огородникова».