Евгений Крушельницкий - Город мастеров

— Циолковский, помнится, говорил, что человечество не останется в земной колыбели и двинется в космос. Но что делать, к примеру, на Марсе, где невозможно жить? Праздный интерес?

— Праздный, пока там не открыта вода. Вода — это жизнь: энергетика, кислород. А вот насчет того, зачем нам нужен Марс… Приведу только один пример. В 2019 году к нам может подойти астероид диаметром около 4 километров, летящий со скоростью 20 километров в секунду. Если попадет в Землю, то в живых останется едва ли один процент населения. Вероятность этого невелика, но возможный ущерб колоссален, потому и опасность серьёзна. Если мы его увидим на расстоянии 100 миллионов километров, то у нас останется всего два месяца для принятия каких-то мер. Если заметим с Марса, то времени будет вдвое больше. Таким образом, Марс — один из форпостов обороны Земли.

Насколько это вероятно? На Земле есть десятки кратеров от попадания астероидов диаметром до 40 километров. Такое уже бывало и кончалось, например, гибелью динозавров.

— Это самая большая опасность, которая грозит человечеству? Дело идет к тому, что мы скоро сможем истребить себя без всякого астероида.

— Безусловно, так. То, что мы сейчас творим на Земле, трудно описать. Представьте себе всю Северную Америку, накрытую дымом от производств. Африка полыхает — там одновременно бушуют

десятки тысяч пожаров, и нынешняя погода — последствия всего этого.

В прошлом году мы фотографировали побережье Антарктиды в районе нашей полярной станции. Самые большие айсберги, которые оттуда уходили, размером несколько километров. А сегодня там, где всегда был снег, — черные скалы, и мы сняли айсберг, целый ледяной остров 43 километра в длину. Словом, из своей колыбели мы вылезли, это верно. Теперь вопрос в том, что мы можем в ней натворить.

Думаю, в ближайшие годы мы начнем понимать, что космос — это, во-первых, защитное оружие от внешних угроз и, во-вторых, средство контроля за нашим поведением. Сидя в Москве, трудно понять, что делается за тысячи километров, а сверху всё видно.

— Сколько людей уже побывали в космосе?

— Наших космонавтов — 99, в начале апреля полетит наш сотый. А в мире таких уже около полутысячи.

— Вы говорили, что брали в полет икону, хотя вроде бы и атеист…

— Атеист в том смысле, что так воспитан. А по сути я не против религиозных атрибутов, отношусь к ним спокойно, хотя доводилось летать и с людьми верующими. В прошлый полет, например, брали икону Софийскую, которая, по преданию, останавливает войны на Балканах. Пока мы с Толей Соловьевым летали двести суток — войны не было. Возможно, это совпадение, но, тем не менее, это так. И сейчас у нас на борту кроме иконы был золотой крест, освящённый патриархом.

— Не допускаете существования неизвестных сил?

— Допускаю. Но если что-то случается, это значит, что мы просто чего-то еще не знаем. Или кто-то что-то недокрутил. А поставить свечку перед полетом… Ну, я не представляю, как повлияет свечка на

надежность ракеты-носителя. Зато верю в тех людей, которые готовят эти носители.

— Нашей технике доверяете?

— Да, корабль работал как часы. В своё время были всякие проблемы, когда автоматика отказывала, но сейчас всё отлажено. К тому же есть запасные варианты работы, и мы знаем, как действовать, если что-то сломается.

— Как насчет аномальных явлений? Не случалось?

— Гуманоиды, тарелки не попадались. Но было много других интересных вещей. В полёте нам удалось сделать уникальные фотографии, связанные с новым пониманием земных процессов. Это

касается в основном грозовых образований, которые в прошлом году были очень сильные. Раньше считалось, что гроза — это наэлектризованный воздух, который разряжается на землю. Недавно

выяснилось, что грозы разряжаются не только на землю, но ещё и на некий ионосферный слой на высоте 40—50 километров. Согласно существующей физике атмосферы такого быть не должно. Мало того: за какое-то время перед грозовым разрядом поднимается светящийся

столб, будто луч идёт вверх. Раньше подобного не регистрировали — не было аппаратуры. В общем, явления, которые сейчас происходят в атмосфере, мы ещё плохо знаем.

— На Байконуре есть такое правило: 24 сентября — никаких запусков, потому что в этот день в 1960 и 1963 годах произошли катастрофы. Ваша профессия располагает к суевериям?

— Наверное, не больше, чем любая другая. У меня была 13-я экспедиция, и к числу 13 я отношусь так же, как ко всем остальным. Если не считать Аполлона-13, который чуть не погиб.

Суеверие — это, мне кажется, некая отдушина для человеческих слабостей. Обычно выйдешь из дома и думаешь: выключил ли утюг? закрыл газ? Организованный человек думать на эту тему не будет — он знает, что всё сделал как надо. И когда говорят о суевериях, то попросту ищут моральное оправдание своим ошибкам.

— Несколько раз вместо вас в космос летали другие люди. Много ли было в жизни подобных разочарований?

— Разочарование только одно: слетал всего два раза, а не пять или шесть. А так — всё удалось. Правда, зарплата маленькая, жена пилит… Впрочем, мы с ней единомышленники, она тоже вместе со мной работает.

— Ваш жизненный девиз?

— «Всегда!» (Смеется.) Жванецкий однажды так пошутил на эту тему, и мне понравилось.

Koгда Александру Ивановичу было лет десять, произошло событие, предопределившее eгo жизнь на многие годы вперёд. В дореволюционном журнале «Boкpyг света» он прочитал заметку о французских лозоходцах, которые с помощью ивового прутика искали пещеры под Парижем. Солидные гocпoдa занимались этим так серьёзно, что мальчик был заворожён. Потом он не читал об этом нигдe и никогда, потому что с мракобесием в СССР боролись всерьёз. И жизнь eгo шла своим чередом: окончил школу с золотой медалью, институт — с отличием, руководил кафедрой с прозаическим названием «Станки и инструменты». А в 1970 годy снова cлучилось нечто необычное.

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ

Младший брат, искусствовед, предложил посмотреть, как в Останкине будут искать дренажную систему. Дело в том, что в Останкинском дворце стал плесневеть итальянский павильон. Была надежда, что когда-то тут действовала дренажная система, про которую потом забыли, пока не начались неприятности. Вот тогда-то Александр Иванович впервые увидел, как два геолога взяли в руки проволочные рамки и начали искать подземные каналы. Присмотрелся, попробовал сам, а на следующий день уже помогал в поисках. И небезуспешно: выявил два канала и дошёл по ним до самого пруда. Этот день Плужников считает своим вторым рождением.

На этом Александр Иванович не остановился, и когда набрал материал, то участвовал в семинарах на эту тему, конференциях, стал членом межведомственной комиссии по биолокационному эффекту. Но всё это было на общественных началах. А на кусок хлеба зарабатывать таким образом начал уже потом, в конце восьмидесятых, когда вырос спрос на конкретные дела и практические результаты.