Александр Проханов - Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?

Далее было заявлено о способности России дать ответ на цивилизационно-технологические вызовы: «Мы готовы к настоящему прорыву».

Разумеется, задачи увеличения ВВП на душу населения в 1,5 раза к 2025 году и средней продолжительности жизни более 80 лет к 2030 году, при всей важности данных показателей, — это далеко не «прорыв». Системное развитие инфраструктуры, особенно транспорта и связи, — по большому счёту, тоже, хотя это, несомненно, необходимо сопутствует «цивилизационно-технологическому прорыву».

— Развитие регионов Арктики и Дальнего Востока посредством запуска Северного морского пути.

— «Цифровизация» всего общества до уровня, при котором «Россия должна стать не только ключевым логистическим, транспортным узлом планеты, но и одним из мировых центров хранения, обработки, передачи и надёжной защиты информационных массивов»; внедрение сетей передачи данных пятого поколения и технологий связи «интернета вещей».

— Улучшение экологической ситуации в стране.

— Улучшение системы образования.

— Децентрализация социально-экономической структуры страны.

— Снятие всех законодательных барьеров для разработки и широкого применения робототехники, искусственного интеллекта, беспилотного транспорта, электронной торговли, технологий обработки больших данных.

— Развитие «малого предпринимательства», чей вклад в российский ВВП к 2025 году должен приблизиться к 40 %, а число занятых — вырасти с 19 до 25 млн. человек.

— Повышение производительности труда к 2025 году до уровня ведущих мировых экономик, повышение объёма несырьевого, неэнергетического экспорта до 250 млрд. долл. (в т. ч. до 50 млрд. долл. — продукции машиностроения) и до 100 млрд. долл. — экспорта услуг.

При всём уважении к намеченным целям и поставленным задачам, следует признать, что ни одна из них сама по себе, ни все они в сумме своей на полноценную программу мобилизации, что называется, «не тянут». За одним-единственным, да и то данным не напрямую, исключением — или, вернее, пересечением: «цифрового», «арктического» и «инфраструктурно-энергетического» заявленных векторов развития.

В этой «узловой точке» как бы сам собой возникает полуфантастический образ координационно-управляющего центра— «искусственного сверхинтеллекта» с автономным энерго- и жизнеобеспечением, функционирующего на территории России вблизи от Северного полюса нашей планеты и напрямую связанного с аналогичными центрами — например, расположенным где-нибудь в Антарктиде или в международных водах у её побережья. Уже нынешний уровень развития квантово-информационных технологий позволяет «считывать» и «дешифровывать» непредставимые ранее объёмы и носители информации. А наличие у полюсов Земли энергетических систем, позволяющих осуществлять скоординированные «триггерные» воздействия, скажем, на её магнитосферу, на климатические процессы и т. д., — повлечёт за собой «гиперкуб» самых разнообразных и пока не вполне представимых последствий. Тут, как говорится, есть за что бороться и есть что защищать — в том числе, новейшими российскими системами вооружений, не имеющими пределов дальности. На этом фоне даже американский проект «глобального цифрового мира» или «виртуального концлагеря», в который предполагается загнать до 7–8 миллиардов представителей «лишней» части человечества, будет выглядеть примерно так же, как выглядели гитлеровские «лагеря смерти» в 1945 году, накануне краха Третьего рейха.

Рассматривая вероятные структурные характеристики мобилизационного проекта для современной России, мы приходим к выводу, что он с необходимостью должен был носить скрытый, а не открытый характер, его начальная фаза, в настоящее время частично реализованная; носит милитарный характер и имела своей целью обеспечение высокой степени безопасности от любой внешней агрессии с использованием современных и перспективных систем вооружения, уже имеющихся в распоряжении потенциального противника или способных поступить к нему в течение конфликта; а вход в эту фазу состоялся не позднее 2002 года. Хотя очевиднее было бы напрямую соотнести его с приходом к власти в Российской Федерации Владимира Путина.

В связи с этим возникает закономерный вопрос: можно ли найти в истории человечества примеры реализации мобилизационных проектов, хотя бы отдалённо соответствующие по своим видимым ключевым параметрам описанному выше?

Ответ на него оказывается вполне закономерным, хотя для многих и неожиданным, — теория и практика скрытой мобилизации на протяжении практически всего ХХ века разрабатывалась и применялась прежде всего в российской/советской армии (о преемственности традиций отечественных Вооружённых сил и о роли значительной части верхушки «царского» генералитета в Октябрьской революции и гражданской войне имеется уже достаточно обширный комплекс исследований, в том числе — работы О. Стрижака). Причиной тому стали объективные условия, затрудняющие для России ведение системных конфликтов, в том числе — военных. Прежде всего, имелась в виду обширная территория страны с неразвитой транспортной инфраструктурой. А субъективным толчком, видимо, стало поражение в русско-японской войне 1904–1905 гг., которое заставило ещё раз вернуться к опыту столь же неудачной — и по тем же причинам — Крымской войны 1853–1856 гг. В результате Николаем II 17 февраля 1913 г. было утверждено «Положение о подготовительном к войне периоде», в котором впервые особое значение отводилось системе скрытых мобилизационных мероприятий, — уже на этапе тех или иных дипломатических осложнений, предшествующем, по мнению верховной государственной власти, открытию военных действий.

Бывший полковник императорского Генштаба, а впоследствии — начальник Генштаба Красной Армии Б.М. Шапошников, анализируя события накануне 1 августа 1914 года, писал: «Мобилизация на пороге мировой войны являлась преддверием войны, фактическим её объявлением и только в таком смысле и могла быть понимаема». Полученный в ходе Первой мировой опыт на этом направлении, признанный в целом удачным, впоследствии позволил скорректировать — прежде всего, в сторону расширения на экономическое пространство — данное нововведение.

Как отмечает военный историк А. Зайончковский, начальник Штаба РККА М.Н. Тухачевский уже в июне 1926 г. писал председателю Реввоенсовета К.Е. Ворошилову: «Подготовка к быстрому и планомерному переходу страны и её вооруженных сил от положения мирного к военному составляет одну из самых сложных и ответственных задач руководящего аппарата страны и армии. Та из воюющих сторон, которая с этой задачей справится лучше, приобретёт огромные преимущества перед страной, в этом отношении отстающей». На основе предложений М.Н. Тухачевского и документа 1913 г. Междуведомственным мобилизационным комитетом было разработано «Положение о подготовительном к войне периоде», утверждённое Постановлением Совета Труда и Обороны от 11 августа 1926 г.