Валентин Катасонов - В начале было Слово, а в конце будет цифра.

Весь ХХ век ученые занимались «спасением» математики, спасательная операция продолжается до сих пор. Но об этих проблемах внутри профессиональной корпорации математиков знают почти исключительно только математики да некоторые наиболее любознательные философы и представители естественных наук. Обратим внимание на слова В. Н. Тростникова о том, что далеко не всё можно доказать и не всё можно опровергнуть с помощью логико-арифметического языка. Не является ли это еще одним убедительным доказательством того, что Слово выше числа?

Не на это ли намекал в своем стихотворении «Слово» Николай Гумилев:

Нет, поэт отнюдь не уничижал мир чисел и математики, ибо продолжением стиха были следующие слова:

И я не против математики. Не думайте, что я разделяю мнение Г. Грефа, который заявил: «…не нужны нам математические школы. По-моему, это пережиток прошлого. Я категорический противник математических школ […] Так было в Советском Союзе, и мне кажется, что это не очень хороший опыт».

Числа и математика человеку нужны. И «умными» должны быть не только «числа» (как у поэта Гумилева), но и математики. А это означает, что математики должны правильно понимать место числа в жизни человека. Число нужно для низкой и временной жизни. А для высокой и вечной жизни – Слово (у Гумилева – « Слово… в вышине »).

Слава Богу, не все экономисты оказались пораженными эпидемией тотальной математизации, о которой я писал в предыдущей статье. Приведу выборочный обзор критических мнений некоторых известных западных экономистов по поводу тотальной математизации экономических исследований.

В моей коллекции самые ранние высказывания на этот счет принадлежат известному английскому экономисту Альфреду Маршаллу (1842–1924), одному из основоположников неоклассического направления в экономической науке, представителю ее Кембриджской школы. Приведенный ниже фрагмент показывает, что этот английский экономист был не лишен чувства юмора. В 1906 году, в одном из частных писем Маршалл сформулировал свое скептическое отношение к применению математики в экономике следующим образом: «[У меня] в последние годы работы над этим предметом росло ощущение весьма малой вероятности того, что хорошая математическая теорема, имеющая дело с экономическими гипотезами, кажется хорошей экономикой. И я всё больше и больше склонялся к следующим правилам:

1) Используй математику как язык для стенографии, а не исследовательский механизм.

2) Придерживайся математики, пока не закончил дело.

3) Переведи на английский.

4) Проиллюстрируй примерами, важными в реальной жизни.

5) Сожги математику.

6) Если не достиг успеха в 4), сожги 3). Особенно часто я пользовался именно последним приемом.

Я не имею ничего против математики, она полезна и необходима, однако очень плохо, что история экономической мысли больше не востребована и даже не предлагается во многих студенческих и аспирантских программах. Это потеря» [443] Brue S. L. The Evolution of Economic Thought. 5th Edition. – Fort Worth: Harcourt College Publishers, 1993, p. 294.

Во времена знаменитого английского экономиста Джона Мейнарда Кейнса (1883–1946) тотальная математизация экономических исследований только начиналась, но он усмотрел в этом большую опасность. Между прочим, Кейнс увлекался математикой, знал ее, но понимал опасность «синтеза» экономики и математики, интуитивно подозревая, что вторая может поглотить первую. Он стремился выражать мысли, относящиеся к экономике, доступным языком, говорить «просто о сложном». В своем «Трактате о вероятности» (1921) он писал, что экономическая наука должна быть интуитивной, то есть описывать окружающий мир языком, понятным большинству людей. Кейнс был против избыточной математизации экономики, делавшей ее непонятной для неспециалистов. Кроме того, в работах Кейнса красной нитью проходит мысль, что экономика – это этическая, а не естественнонаучная дисциплина. Очевидно, что этика в математике не особо нуждается.

А вот мнение известного голландского историка экономической науки Марка Блауга (1927–2011): «Современная экономическая наука больна. Она всё больше становится интеллектуальной игрой просто ради игры, а не ради практического применения. Экономисты превратили свой предмет в некую разновидность социальной математики, в которой математическая точность – это всё, а эмпирическая релевантность – ничто. Если какая-либо тема не укладывается в формальную модель, она просто приговорена к периферийному существованию» [444] Blaug Mark. The Problem with Formalism: An Interview with Mark Blaug // Challenge. 1998, May, June: (http://www.btinternet.com/pae_news/Blaug1.htm). . В более общем виде эту мысль выразил Альберт Эйнштейн: «Если утверждения математики относятся к реальности, они не точны, а если они точны, они не относятся к реальности». Конечно же, проникнув в любую науку, математика начинает командовать, а то, что не укладывается в ее понимание, выбрасывается прочь как не соответствующее стандартам «настоящей» науки.

Известный британский экономист и член палаты лордов Роберт Скидельски (русско-еврейского происхождения, родился в Харбине в 1939 году) полагает, что в университетах вместо экономики преподают лишь математику, статистику и программирование. В результате вместо живой экономики получается «скелет». Англичанин апеллирует к авторитету великого Джона Кейнса, который уже в 30-е годы заметил, что живая плоть экономики замещается мертвой математикой, и который призывал остановить убийство экономической мысли. Р. Скидельски в статье «Отрицание экономистов» пишет: «Он (Кейнс – В. К.) хотел, чтобы экономическая наука выносила свои суждения, опираясь не только на математику и статистику, но и этику, философию, политику и историю. Эти предметы исключены из современной системы подготовки экономистов, которым остался один лишь математически-компьютерный скелет. Однако для осмысленного описания мира, как часто говорил Кейнс, экономистам требуется хорошее образование» [445] https://inosmi.ru/economic/20170226/238779263.html . Увы, а этого хорошего образования даже во времена Кейнса днем с огнем нельзя было отыскать. Тем более его нет сегодня. Всё поглотила математика.