Юрий Сторчак - Русский феномен

«Турки покончили с царством Константина именно в то время, когда в Восточной Европе встал на ноги новый исторический деятель, способный принять ту задачу христианского царства, в исполнении которой Византия оказалась так жалко несостоятельной».

Между идеей об историческом призвании русского православного народа и представлениями о роли в этом московских царей быстро установился параллелизм. Мысли об исключительном призвании русского народа легли на подготовленную почву и завершили носившийся в воздухе круг идей.

«Есть исторические лица, творческий талант которых, впитав в себя достояние предков и углубившись в переживаемый момент, распускается дивным, ослепительно-ярким цветком, который затемняет собой предшествующее и последующее; именем подобных лиц называют эпохи, направления; таковым лицом в развитии идей богоизбранности русского народа является инок Филофей».

Мысли о богоизбранности русского народа и о византийском наследии Русским царством выразились в появлении серии развивающих эту идею книжных сказаний, слов, повестей. Предложенная иноком мифологема, в соответствии с желаниями власти и ожиданиями народа, стала моделью его исторического развития.

«Продолжает культурное преемство только тот, кто его обновляет, кто претворяет предания в свою собственность, в неотъемлемый элемент своего личного бытия и как бы создает его вновь».

Идея Третьего Рима в лице Московского царства такого обновления не предполагала. И это повлияло на формирование в российском самосознании жесткого следования национальным традициям, сопротивления нововведениям, культурной инерции. Запад воспринимал происходящее как проявление культурной отсталости России.

В интерпретации первоначально чисто религиозной идеи произошло смещение смысла — с религиозного провиденциализма в сторону национально-идеологической апологетики. В контекст идеи она вошла в качестве довода в пользу усиления и централизации государственной, а после женитьбы Ивана III на Софье Палеолог уже царской власти. Идеи об историческом призвании Московского царства и об укреплении самодержавия стали заметно связанными.

«Их начала совпадают по времени и по причине, они переносятся вместе на Русь из одного источника — значения Московского государства, и одна другую вполне логически объясняют».

Утверждение исключительной близости русского народа к Христу, признание его «первенства во Христе» предписывали Московскому государству охранять чистоту христианской веры и поддерживать идею предназначения Москвы быть способным защитить себя от «неверных», богоизбранным сильным царством. Падение Константинополя для русского религиозного сознания было равносильно духовной катастрофе. Оно искало адекватную замену. Одержавшая победу над «неверными», Москва выглядела достойной преемницей Константинополя и его святости.

«Руководящей идеей у Филофея является идея провиденциализма: все, что совершается в истории, все совершается по мудрому начертанию Промысла. Затем эта точка зрения у Филофея переходит в теократическую систему управления земными царствами; в основе же его политической идеологии лежит понятие богоизбранности царства, которое направляет жизнь человечества к конечной цели бытия людей на земле; богоизбранный народ хранит истинную богооткровенную религию».

Поэтому в восприятии народа и самой власти Московский царь превращался в ответственного лишь перед Богом, и потому ни с кем, в том числе и с церковью, не делящий вверенную ему власть «вседержителя».

Русский полководец, политик, писатель, переводчик и меценат, ближайший приближенный Ивана Грозного князь Андрей Михайлович Курбский в своей переписке с царем выдвинул против него ряд обвинений, суть которых сводилась к тому, что, избрав путь произвола, он присвоил себе «волю естественного самовластия», пренебрегая подчинением Творцу и закону Божьему. На эти доводы Иван Грозный отреагировал ответными письмами, в которых изложил суть своих взглядов на самодержавие. Отстаиваемой Курбским идее ограничения царской власти император противопоставил исторически сложившуюся традицию «ни перед кем не отчитываться» и отрицательный пример Запада.

«Горе царству, коим владеют многие. Кесарь Август повелевал вселенною, ибо не делился ни с кем властью; Византия пала, когда цари начали слушаться епархов, синклитов и попов».

Открывалась возможность превращения провиденциалистской идеи в аргумент идеологии стремящейся к расширению границ своего влияния внутри и вне страны власти.

Довольно скоро Россия стала смотреть на себя как на единственное царство, способное спасти для человечества христианскую веру в ее первозданности. Поэтому произошла неизбежная в такой ситуации национализация мессианской идеи, а константой национального самосознания стало убеждение, что истинная вера там, где Русь. Москва возомнила себя единственным в мире убежищем истинного благочестия. Следствием этого стала замена вселенско-христианского, для которого нет ни эллина, ни иудея, русско-православным. Это сопровождалось сдвигом в национальном самосознании.

«В идее “русского Христа” в одинаковой мере извращается и образ Христов и русская национальная идея. Быть может, именно благодаря этому искажению мы до сих пор о ней так мало знаем. Увлечение Россией воображаемой помешало нам рассмотреть как следует Россию действительную и, что еще хуже, русскую национальную идею; духовный облик России хронически заслонялся фантастической грезой “ народабогоносца ”.

Или Россия — народ-богоносец, или она — ничтожнейший народ. А может быть, даже и вовсе не народ, а бессмысленный механический конгломерат, колосс на глиняных ногах, который скоро рухнет от внешнего удара…

Русское нетождественно с христианством, а представляет собою чрезвычайно ценную национальную и индивидуальную особенность среди христианства, которая, несомненно, имеет универсальное, вселенское значение».

«Русское религиозное призвание, призвание исключительное, связывается с силой и величием русского государства, с исключительным значением русского царя. Империалистический соблазн входит в мессианское сознание».