Арлен Блюм - Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

В том же ответе осуждению подвергся ряд других самиздатских текстов. Например: «В машинописном тексте “О социальном диалоге” автор Пименов Р. подчеркивает свою враждебность к советскому строю и советской действительности, полемизирует с А. Солженицыным и И. Шафаревичем о методах антисоветской борьбы. Книга может расцениваться как антисоветская акция». В заключение подчеркивалось, что «…право издания и размножения книг предоставлено только издательствам. Все отпечатанные материалы, осуществленные помимо издательств, на множительных аппаратах, полиграфическом оборудовании, размноженные на машинках, являются противозаконным действием» [111] Процитированы документы из указ. выше (сноска 7) дела. Лл. 11–19. .

Значительное внимание в запросах КГБ, адресованных Ленгорлиту, отведено так называемому «еврейскому самиздату», получившему в Ленинграде широкое распространение, начиная с 1970 г., когда началась эмиграция евреев из СССР. Наметившееся тогда стремление некоторых кругов еврейской молодежи к осознанию своих исторических корней и самоидентификации, с одной стороны, а с другой — отсутствие возможностей в подцензурной печати выразить это, вызвало появление множества машинописных, как правило, текстов. Наиболее активно проявился еврейский самиздат в Ленинграде, где с 1982 г. стало выходить наиболее значительное издание — «Ленинградский еврейский альманах». В нем опубликованы, в частности, статьи Михаила Бейзера о жизни петербургских евреев, впоследствии объединенные также в «самиздатовскую» книгу «Евреи в Петербурге» (уже в начале перестройки — в 1986 г.).

Только один такой запрос, датируемый 19 мая 1975 г., содержал 51 название. Большая их часть имела специфический характер: явно они конфискованы при обысках в среде ленинградской еврейской интеллигенции. Среди них: «Илья Эренбург об антисемитизме», «Дословные выписки из книги Ф. Гернека “Альберт Эйнштейн”», «Русский писатель Максим Горький о еврейском поэте Бялике», «Воззвание-листовка Максима Горького» (очевидно, воззвание 1919 г. «О евреях»), «Справочные выписки из «Еврейской энциклопедии», «Поэма на зверское убийство Михоэлса» Переца Маркиша, «Легенда об Агасфере» (в списке опечатка — «об Агасфене»), стихотворение Евтушенко «Бабий яр», «Пачкун Смирнов грязно наследил…» (очевидно, имеются в виду антисемитские выступления прозаика Василия Смирнова) и т. п. Однако цензоры отделались в данном случае отпиской, поскольку дать «заключение по всем перечисленным Вами материалам» они не в состоянии, «так как ни по одному из них не приводится выходных данных, по которым можно судить о характере произведений и правомерности их распространения. Вам необходимо по этому вопросу обратиться в Центр, который по принятой системе запросит Главное управление по охране государственных тайн в печати при СМ СССР» [112] ЦГАЛИ СПб. Ф. 359. Оп. 2. Д. 133. Лл. 43–56, 100. Лл. 52–57. Подробнее об этом см.: Блюм А. В. Еврейский вопрос под советской цензурой. СПб., 1996. С. 143–150. .

В других запросах и списках также широко представлена литература на еврейские темы: «Евреи в СССР» (Рим, «Унита», 20 сентября 1966 г. — очевидно, вырезка из газеты); Б. Ц. Гольдберг, «Открытое письмо редактору “Советиш Геймланд” А. Вергелису»; книга Я. Гринвальда «Михо-элс», издательство «Дер Эмес», 1948 год; брошюра А. Генина «Палестинская проблема», издательство «Правда», М., 1948. В этом случае ответ цензуры был «положительным»: «указанные материалы распространению в СССР не подлежат».

Перечень самиздатской литературу, вызвавшей подозрение охранительных инстанций, можно было бы продолжить. Между прочим, изучение этих списков может пополнить наши представления о репертуаре самиздата, изготавливавшемся и распространявшемся в Ленинграде, и не только в нем…

Начиная с 20-х годов все положения о Главлите неизменно предусматривали в его структуре Иностранный отдел (Иноотдел), в задачи которого входил контроль за ввозимыми в СССР и вывозимыми из него же произведениями печати, рукописями и другим материалом. Такой же отдел был создан и в Ленинградском управлении. Уполномоченные иностранного отдела работали «непосредственно на местах» — на таможнях и Главпочтамте — и, разумеется, рука об руку с органами тайной политической полиции. Конфискация происходила в тех случаях, когда они обнаруживали при вскрытии вещей и досмотре поступающие из-за границы книги так называемого «антисоветского характера», или, как они выражались, «политически-дефектную литературу». После ознакомления с провозимыми через границу или поступившими по почте книгами и бандеролями, цензор мог вынести следующие решения: вообще уничтожить их, списав в макулатуру, пропустить к ввозу или разрешить почтовую доставку (полностью или с исправлениями, вырезками, затушевыванием отдельных мест), передать на спецхранение в крупнейших библиотеках. Каждый цензор иностранного сектора вооружен был двумя штампами — треугольником и шестиугольником с вписанными в них особыми номерами и литерами, по которым можно было бы определить имя проверяющего. Треугольник ставился на разрешенных изданиях, шестиугольник — знак, на цензорском жаргоне получившем название «шайбы» или «гайки», — на запрещенных иностранных книгах, признанных не подлежащими распространению: они могли храниться только в библиотечных спецхранах. Сотрудник мог оттиснуть на книге два шестиугольника: «поставить две шайбы» означало на все том же жаргоне не только запрещение книги, но особые условия ее хранения и выдачи, — своего рода «спецхран в спецхране»: книги из него могли выдаваться лишь сотрудникам ЦК КПСС, КГБ, МИД СССР. Почти все издания на иностранных языках гуманитарного характера, тем более — русские эмигрантские книги, журналы и газеты — переводились в библиотечные спецхраны автоматически.

Таможенная группа «Иноотдела» следила не только за ввозом, но и вывозом литературы. Последний мог быть разрешен в ограниченных пределах. Разрешение на вывоз «ценных и редких» изданий могло быть дано особой комиссией, созданной при Государственной Публичной библиотеке. Особая инструкция, которой она руководствовалась, предписывала запрещать вывоз не только старинных и редких изданий, но и современных, в частности, энциклопедических, научных (интересно, как же определялась степень «научности»?), «богато иллюстрированных» и т. п. Как и всюду, здесь царило своеволие.

Крайне подозрительно относились контролеры к вывозу рукописей, среди которых могли оказаться тексты самиздата, — произведения писателей андеграунда, подпольные альманахи, журналы и т. п. Конечно, многие из них все же проникали за границу благодаря помощи зарубежных славистов, иногда дипломатов, но и цензоры-таможенники не дремали. Подозрение вызвали даже студенческие записи лекций. На одном из собраний парторганизации Ленгорлита в 1958 г. отмечены были «недостатки в таможенном контроле… необходимо решить вопрос о контроле конспектов лекций, вывозимых студентами за границу… сейчас материалы никто не контролирует» [113] ЦГА ИПД. Ф. 1669. Оп. 6. Д. 7. Л. 58. .