Василий Пихорович - Заметки на полях книги «Есть ли будущее у капитализма?»

На самом деле ясно, что если все в мире изменяется, то должны изменяться и сами законы изменения. Но неправ тот, кто думает, что законы изменения законов изменения невозможно познать. Таким образом дело будет представляться только для «стороннего наблюдателя» этих изменений. Другими словами, дело не в системности или несистемности общественных «институций», а в том, что мир при такого рода предсказаниях, которые пытается давать макроисторическая социология, берется, как выражался Маркс, «только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно» [7–8]. То есть, мир берется как объект созерцания, а не как объект, на который направлена деятельность человека, не как объект преобразования. Рассматривая мир как объект деятельности, объект преобразования, а не просто как объект созерцания (такому взгляду на мир для начала не грех поучиться у Фихте), мы очень быстро поймем, что процесс деятельного изменения мира человеком, активного приспособления его к человеческим потребностям является одновременно и необходимым условием человеческой субъектности, и существенным моментом объективной действительности, то есть перейдем от рассмотрения мира как объекта деятельности к необходимости организации этой деятельности сообразно объективным законам, каковыми при таком рассмотрении окажутся не только законы природы, но и законы общественного развития и законы мышления. Ведь при таком подходе очень быстро выясняется, что это не разные законы — а один и тот же закон. Проблема состоит только в том, что в условиях разделения труда это далеко не очевидно. Ведь объектом приложения труда каждого отдельного участника общественного производства, организованного по товарному типу, является отнюдь не мир в целом, а только отдельные вещи. Равно и целью производства для каждого отдельного участника такого рода труда оказывается производство отдельных вещей, а отнюдь не то, что является действительной целью любого труда — производство условий человеческого существования.

Если раньше, в условиях натурального хозяйства, каждый прекрасно знал, сколько и чего ему нужно произвести, то в условиях товарного хозяйства каждый отдельный участник производства знать этого в принципе не может. Все, что знает каждый отдельный участник производства, — это то, что производить ему нужно как можно больше и как можно дешевле. Но вовсе не для того, чтобы сделать как можно лучше потребителю, а для того, чтобы обойти конкурента или хотя бы не дать обойти себя другим. Но обойти других в условиях товарного хозяйства означает в первую очередь — не дать им реализовать свою продукцию, в идеале — уничтожить их производство. Конечно, не в буквальном смысле уничтожить, а подмять его под себя. Но только для того, чтобы вступить в ту же самую борьбу с другими выигравшими.

Предсказывать будущее построенного на таких экономических принципах общества очень легко. Монополии доразвиваются до того, что подминают под себя целые нации и ресурсы государства, включая вооруженные силы, которые они при первой же возможности пускают в ход как «последний довод» в конкурентной борьбе. Конечно, в данном случае, я, в полном соответствии с традициями макроисторической социологии, всего-навсего «предсказываю прошлое». Но это прошлое еще далеко не изжито. Поэтому мировая война точно так же легко предсказуема, как и очередной мировой кризис. Кого-то (в основном тех, кто планирует на этом нажиться, — а нажиться на мировой войне, как и на мировом кризисе, конечно же, можно) интересуют точные сроки их наступления, которые предсказать не так легко, но нас ведь интересует не это. Нас интересует то, что опасность войны не может быть изжита до тех пор, пока не будет изжито товарное производство. Заметьте — не просто капиталистическое производство, а товарное производство вообще. Это я к тому, что и войны между социалистическими государствами вполне возможны до тех пор, пока не преодолено товарное производство в целом, а не только его наиболее развитая, то есть капиталистическая форма. Соответственно, для капиталистического общества благоприятный прогноз невозможен. В этом, пожалуй, Майкл Манн прав. Проанализировав основные сценарии кризисов современного капиталистического общества, он заключает, что «любой из этих кризисов может привести к концу не только капитализма, но и всей человеческой цивилизации» [7–9]. Тем удивительнее, что из этой посылки он не делает очевидный вывод о том, что надо кончать с капитализмом, чтобы его кризисы не покончили с человечеством. Вместо этого, он делает вывод о том, что предсказать будущее капитализма или мира невозможно. То есть, сам предсказал, сам же испугался своего предсказания и объявил его невозможным. Вот что значит брать мир «только в форме объекта, или в форме созерцания». Чисто стариковская точка зрения, когда судьба мира уже безразлична. Это сообразно этой логике критикуют КПСС за то, что в своей программе она записала, что коммунизм будет построен через двадцать лет, а не за то, что для выполнения этого обещания партия ничего не сделала. Это логика пораженчества, логика людей "вне мира всего". Вряд ли она подойдет тем, кому в этом мире еще жить да жить. Им нужны другого рода прогнозы. Другая логика прогнозирования. И такая логика есть. Вот она.

В обществе, в котором на место товарного производства приходит производство, направленное на обеспечение условий человеческого развития, предсказывать будущее будет не сложнее, чем предсказывать погоду. И даже намного проще, поскольку изменения погоды еще мало зависят от людей, а изменения в обществе полностью зависят от человеческой деятельности. Единственной проблемой здесь является несогласованность действий отдельных участников этой деятельности. Но в условиях, когда устранена коренная причина такой несогласованности — частная собственность на средства производства и, соответственно, противоположность интересов различных участников процесса производства — мероприятия по устранению «остаточных проявлений» тоже вполне можно прогнозировать. Такие мероприятия становятся естественной составляющей общего плана производственной деятельности.

Лучший прогноз в такой ситуации — разумный план действий, который бы позволял достигать разумной цели. Такой целью вряд ли может быть цель достижения как можно большей прибыли — единственная цель, которую себе может поставить класс капиталистов. Не потому, что они жадные, а потому что они капиталисты. Если они не будут преследовать такую цель, то они перестанут быть капиталистами. Это не их цель, а цель, которую ставит капитал, суть которого заключается в том, что он является самовозрастающей стоимостью. У капиталистов же прибыль является целью только в той мере, в какой они подчиняют ей свою жизнь и деятельность.