Наталья Морозова - Любимые книги

Но недобросовестное цитирование, перевирание чужих мнений – это только цветочки. Были и ягодки. Была еще одна отвратительная черта у «друзей народа», превосходившая все остальные. Она вызывала у Владимира Ильича уже не насмешки и иронию, а гнев и брезгливость. Речь идет о политической нечистоплотности. В чем это конкретно выражалось? «Друзья народа» печатались в легальных изданиях, в том числе и в «Русском богатстве», со страниц которого и повели войну против социал-демократов. А русские марксисты легально им ответить не могли. В этих условиях любые недомолвки, а тем более передергивание цитат попахивало подлостью. Ведь когда к подтасовкам и передергиваниям прибегали откровенно реакционные газеты и журналы, подкупленные царским правительством, тут не о чем было и разговаривать. Этим газетам и журналам все знали цену, а Владимир Ильич презрительно называл их «рептилиями», то есть пресмыкающимися (т. 1, с. 283). Но журнал «Русское богатство», в котором, кстати сказать, печатались Горький, Вересаев, Короленко, Куприн и другие известные писатели, был популярен среди интеллигенции. Естественно, что перевирание мыслей Маркса и марксистов на страницах этого журнала наносило ущерб распространению истинного марксизма, отрывало часть интеллигенции от настоящего революционного дела.

Уже одного этого было бы достаточно, чтобы Владимир Ильич с его революционной душой возненавидел «друзей народа». Но они пошли еще дальше: стали критиковать политическую деятельность социал-демократов, что в сложившейся обстановке было равносильно полицейскому доносу. Вы только посмотрите, какую гневную отповедь дал им Владимир Ильич: «Мы подходим теперь к самому возмутительному месту всей этой, по меньшей мере, неприличной „полемики“ – именно к „критике“ (?) г. Михайловским политической деятельности социал-демократов. Всякий понимает, что деятельность социалистов и агитаторов среди рабочих не может подвергаться честному обсуждению в нашей легальной прессе и что единственное, что может сделать в этом отношении порядочная подцензурная печать, – это „с тактом молчать“» (т. 1, с. 200). Да, такое поведение заслуживало слов и покрепче, чем те, которые употребил Владимир Ильич, вроде «виляет и вертится», «безобразные приемы», «низменная пошлость»… (т. 1, с. 201, 202). И разве не тысячу раз он прав, когда пишет: «Как же не назвать этого грязью?» (т. 1, с. 156).

Здесь мне хочется сказать еще вот о чем. Во время полемики человек очень полно и ярко раскрывает свой характер, грани своей личности. Вот и из 1-го тома мы узнаем, что Владимир Ильич принес в социал-демократическое движение России не только абсолютное знание и понимание марксизма, не только доскональное знакомство с российской действительностью, но и высокие требования к нравственному облику революционера, политического деятеля. Самого Владимира Ильича, как, впрочем, и всех членов семьи Ульяновых, всегда отличала глубокая порядочность во всем. Известно, с каким достоинством вел себя на следствии и на суде Александр, стараясь при любой возможности выгородить товарищей и взять большую часть вины на себя. Илья Николаевич и Мария Александровна, хотя впрямую и не занимались политической деятельностью, с презрением относились к доносчикам.

И Владимир Ильич всегда проявлял глубочайшую порядочность, можно даже сказать, повышенную щепетильность в отношении политических оценок. Из статьи Кржижановского: «Оглядываясь назад и вспоминая фигуру тогдашнего 23-летнего Владимира Ильича, я ясно теперь вижу в ней особые черты удивительной душевной опрятности…» [16] Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 2, с. 13. Мне так нравятся эти такие теплые и такие точные слова! А вспомнила я о них, когда читала первую работу 1-го тома – «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни». Написана она по поводу книги В.Е. Постникова «Южно-русское крестьянское хозяйство». Постников – не марксист, но его книгу Владимир Ильич считал одним «из наиболее выдающихся явлений в нашей экономической литературе…» (т. 1, с. 5). Почему? Да потому, что автор честно говорит о фактах действительности, хотя и не умеет их правильно объяснить. Но все же именно Постников выступил против описания жизни крестьян с помощью средних цифр, как это делала земская статистика. Он показал, что между крестьянами существует большая разница в имущественном положении. Конечно, незнание марксизма помешало Постникову довести свою мысль до конца, увидеть, что деревня расслаивается не только в количественном отношении, то есть по степени зажиточности крестьян, но, главное, по качественному, по классовому признаку: на эксплуататоров и эксплуатируемых. Эту мысль за Постникова додумал сам Владимир Ильич в своей статье. Но… он не упрекнул Постникова в «ребячестве», а, напротив, отозвался о нем с большим уважением. Но вот в конце статьи Владимир Ильич обмолвился о том, что Постников, оказывается, во второй части своей книги предлагает и практические мероприятия для разрешения аграрного вопроса. Даже не читая книги Постникова, нам нетрудно себе представить эти мероприятия. Скорее всего, что-то вроде тех же самых «прогрессов», которые предлагали и «друзья народа».

Но… Владимир Ильич не стал даже разбирать эту часть книги. Он лишь отметил, что «эта часть сочинения Постникова – самая слабая» (т. 1, с. 66). И все. И в самом деле, зачем ругать автора за то, чего он сделать не смог в силу объективных причин? Ведь тем самым можно оттолкнуть читателя и от той части книги, которая выполнена с большой научной добросовестностью и может уже по одному своему честному подбору материала сослужить хорошую службу для политэкономического образования.

Ну а о слабой части книги Владимир Ильич осторожно замечает: «Мы не последуем за автором в эту область…» Ясно же, что последовать в эту область – значит показать, что факты и весь ход рассуждений Постникова ведут не к тем выводам, которые он сделал, а к самым что ни на есть революционным выводам. А это и было бы равносильно доносу царским ищейкам на Постникова: смотрите, мол, что кроется в книге почтенного экономиста, чиновника из министерства земледелия!

Вот это – такт, вот это – порядочность!

Вы, наверное, уже почувствовали, что я могу говорить о 1-м томе бесконечно. Да, это так, 1-й том так же неисчерпаем по мысли, как и любой том Ленина. И все же позвольте мне рассказать еще об одном открытии удивительного: о том, как зрело судил молодой Владимир Ильич о роли личности в истории. Вспомним еще раз народовольцев, террористическую группу Александра Ульянова – они ведь не в последнюю очередь по молодости склонны были преувеличивать роль личности в истории, как роль царя, так и роль цареубийцы. Вот и Александр произнес на суде по-юношески горячие слова: