Наталья Морозова - Любимые книги

А тут – не момент, а большой отрезок времени, вроде как у Пушкина, помните, была болдинская осень? Для Владимира Ильича «болдинская осень» длилась весь 1905 год: за один этот год им написаны произведения, занимающие сегодня почти четыре тома. И какие произведения! Честное слово, редко какой остросюжетный роман я читала с таким захватывающим вниманием. Мне кажется, что без волнения эти тома никто не сможет читать: столько радости, столько «жажды бури», праздничного ликования так и плещется в каждой строке! Именно в эти дни Ильич напишет: «Революции – праздник угнетенных и эксплуатируемых» (т. 11, с. 103). Уже 10 января, на следующий день после Кровавого воскресенья, из далекой Женевы Ленин пишет: «Телеграф приносит захватывающие дух известия, и всякие слова кажутся теперь слабыми по сравнению с переживаемыми событиями. Каждый должен быть готов исполнить свой долг революционера и социал-демократа.

Да здравствует революция!

Да здравствует восставший пролетариат!» (т. 9, с. 178).

Читая эти строки, я вспомнила, как о проблеме слововыражения писал Маяковский:

Видите: поэт, владеющий языком в совершенстве, и тот ощущает нехватку слов, когда берется за великую тему. А поэт приступал тогда к созданию поэмы «Владимир Ильич Ленин». Но ведь та же самая мысль звучит и в приведенных словах Ленина: любые слова кажутся слабыми для выражения мыслей о великом событии – наступающей революции.

Надо сказать, что в те горячие дни Ленин не только писал статьи и воззвания. Приехать в Россию ему удалось только в ноябре, а до этого он успел побывать в Париже, в Лондоне, организовав там III съезд партии… За один 1905 год Владимир Ильич сделал столько, сколько другой деятель не успел бы и за всю жизнь. Конечно, это были не только порыв и вдохновение: нет, Ильич еще и сознательно, своими собственными усилиями ускорял бег своей жизни, чтобы в «одной из величайших гражданских войн, войн за свободу» принять самое активное участие, «и надо торопиться жить, чтобы отдать все свои силы этой войне», – пишет Ильич в октябре 1905 года (т. 12, с. 1).

(«Торопиться жить»… Да, сейчас, в 12-м томе, эти слова меня восхищают, радуют… А стану читать 45-й том, и не раз с печалью вспомню, как же слишком торопил Ильич свою жизнь, как не жалея расходовал себя…)

И вот что поразительно: ни бешеный темп жизни, ни эмоциональный накал – ничто ни на минуту не могло закрыть от Ильича истинного, глубинного смысла событий! Мы часто повторяем слова: «Большое видится на расстоянье». Да это и верно: чем дальше по времени от нас событие, тем яснее нам его суть. Ленин же обладал, как мы уже говорили, удивительной способностью давать точную оценку событиям сразу же по горячим следам. Но в революционные дни эта его способность еще больше усиливалась: порой прямо-таки никак нельзя отделаться от ощущения, что оценки давались им как бы из будущего, как бы с учетом всего того, чему еще только предстояло произойти. Сам он в то время жил в Женеве, но судил о надвигавшихся событиях настолько точно, как будто и впрямь уже побывал в будущем. За несколько дней до 9 января Владимир Ильич пишет статью «Самодержавие и пролетариат», в которой предвосхищает всю расстановку политических сил грядущей революции.

Но вот грянуло 9 января, Кровавое воскресенье. Народу дорого пришлось заплатить за свое прозрение, но оно – наступило! События 9 января вызвали в западной печати спор: что происходит в России – бунт или революция? Для Ленина сомнений не было: «Поворотный пункт в истории России наступил», – пишет он. «И недаром некоторые заграничные газеты завели уже „дневник русской революции“. Заведем такой дневник и мы» (т. 9, с. 207, 209).

И Ленин завел «дневник»… Заглянем же и мы в этот «дневник». Но сначала сделаем небольшое отступление. Что такое вообще – дневник? В привычном смысле это – тетрадь для регулярных записей личного характера. Такой дневник ведется обычно для себя, поэтому человек доверяет ему самое сокровенное. Эту особенность дневника нередко используют писатели с целью показать самые глубинные, самые потаенные переживания своего героя. Есть еще и такой смысл слова «дневник» – это запись, регистрация каких-то событий в их последовательности. Например, ученые часто ведут дневники наблюдений за природой, за работой какого-то прибора или машины…

Так вот, мне кажется, что в ленинском дневнике революционных событий 1905 года соединены оба этих смысла. С одной стороны, это четкая фиксация каждого сколько-нибудь важного для революции события. С другой – своя, личная оценка события. Я подчеркиваю: не только политическая, но и личная, эмоциональная оценка. Читая этот уникальный дневник, как-то особенно ощутимым становится главное свойство личности Ленина – единство общего и личного. В записях, касающихся не только общегосударственных, но и общемировых проблем, у него столько личного, столько страсти – от любви до ненависти, – что дневник иного влюбленного Ромео покажется рядом скучнее.

Итак…

18 января. «Русское рабочее движение за несколько дней поднялось на высшую ступень» (т. 9, с. 208).

18 января. «…Письма Гапона, написанные им после бойни 9 января о том, что „у нас нет царя“, призыв его к борьбе за свободу и т.д., – все это факты, говорящие в пользу его честности и искренности…» (т. 9, с. 211).

18 января. «„Царь-батюшка“ своей кровавой расправой с безоружными рабочими сам толкнул их на баррикады» (т. 9, с. 218).

25 января. «Правительство хоронит ночью, тайком, жертвы кровавого, владимирова воскресенья» (т. 9, с. 243).

1 февраля. «Начиная с 9-го января, рабочее движение у нас на глазах вырастает в народное восстание» (т. 9, с. 256).

4 февраля. «Теперь героизм вышел на площадь; истинными героями нашего времени являются теперь те революционеры, которые идут во главе народной массы» (т. 9, с. 277).

И так далее и так далее, фиксируется каждый шаг, каждый поворот революции. Но, как можно увидеть даже из этих обрывочных, цитатных записей, каждому событию Ленин тотчас дает оценку.

В принципе уже прямо сейчас можно начать разговор о художественной ценности языка произведений Ленина. Посмотрите: ведь перед нами уже примеры настоящей образности: «„царь-батюшка“ толкнул…», «героизм вышел на площадь»… Но мне тут могут возразить: а разве такая образность языка – не признак вообще культурного, развитого человека? А ведь и вправду так: если речь человека совершенно лишена образности, мы уже говорим не только о сухости, о казенности, но и о недостаточной культуре чувств, о малой начитанности человека. Так что вынуждена признаться, что пока мы еще не вышли на специфически писательские качества произведений Ленина. Что ж, продолжим наши рассуждения. Но все же замечу, что и такая, общекультурная, образность очень помогает коротко и точно охарактеризовать явление, событие или человека. Так что наличие такого свойства языка хотя и не характеризует только писателей, но уж стать писателем без этого свойства просто невозможно.