Михаил Таратута - Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных

В русской ментальности укоренилось отношение к предпринимательству как к чему-то плохому. О том, как потрудилась над этим религия, мы уже говорили. Но сравнимую, если не большую, роль сыграла советская пропаганда. На протяжении 70 лет с уличных плакатов, со сцены, с картинок в школьных учебниках, страниц печати и экранов телевизоров таращились отвратительные лики заклятых врагов советских людей – буржуи, капиталисты или, говоря нынешним языком, предприниматели. Марксизм объявил капитализм источником всемирного зла, а само предпринимательство в СССР было практически полностью запрещено. Любой ученик знал, что быть предпринимателем, а тем более богатым предпринимателем – значит украсть. И надо же, в 1990-х это учение нашло блестящее подтверждение практикой. Трудно назвать большие, да и не очень большие состояния, которые тогда наживались честным путем.

Впрочем, первоначальное накопление капитала повсюду проходило путями неправедными. Это не новость. Новость в том, что в современной России капитализм, как и многое другое, случился одномоментно, а не развивался эволюционно, как в других странах. Люди утром проснулись – и на тебе, на дворе капитализм. Ни экономически, ни юридически, а тем более психологически Россия к этому готова не была. У большинства людей взрывался мозг от непонимания ситуации, необходимости как-то выживать, от собственного бессилия. И уж совсем людям тошно было видеть, как те, кто более сообразителен, пошустрее и порешительнее, растаскивали советское наследство. И все это называлось бизнесом, предпринимательством. Другими словами, народ видел в бизнесменах исключительно жуликов. Примерно так же смотрели на бизнес и сами предприниматели, отчаянно обманывая народ, государство и друг друга. Другой модели деловой активности ни у тех, ни у других перед глазами не было. Абсолютно никакого опыта капитализма.

1990-е годы нанесли стране тяжелейшую психологическую травму. Люди впервые столкнулись с невиданным расслоением общества на фантастически богатых и отчаянно неимущих. Это был не просто вопрос физического выживания. Все, что творилось вокруг, пришло в столкновение с сильнейшим мотиватором в русском сознании – чувством справедливости. А справедливость для русского человека всегда была выше закона. Наш человек хоть и завистлив, но еще как-то может примириться с благополучием другого, если верит, что богатство было нажито трудом, то есть справедливо.

Между тем, какими бы разгульными ни были 1990-е, русский капитализм не стоял на месте, как и в других странах, он постоянно менялся. Большая его часть вошла в рамки закона, бизнес стал прозрачнее, в его действиях потихоньку стали проступать даже гуманистические черты – благотворительность, социальная ответственность и пр. Но эти обстоятельства проходят как-то незамеченными для широкой публики. Перед глазами у людей все та же несправедливость – нереально завышенные зарплаты топ-менеджеров, шубохранилища коррумпированных чиновников, яхты и дворцы олигархов. Люди не верят ни чиновникам, ни народным избранникам, ни государственным институтам. Да и друг другу у нас как-то не очень доверяют.

Между тем культуролог Лоренс Харрисон отмечает, что отсутствие доверия – один из факторов культуры, тормозящей развитие страны. Используя его терминологию, можно сказать, что в России очень короткий «радиус доверия». Чтобы лучше понять, что это означает, снова представим себе группу среднестатистических россиян и спросим их: «Если бы у вас был свой бизнес, кого бы вы скорее взяли в партнеры – близких родственников, пусть и не очень способных к бизнесу, но пользующихся их абсолютным доверием, или же людей, сведущих в бизнесе, но с которыми они знакомы лишь шапочно?» Все мы догадываемся, какие ответы нас ждут. А теперь зададим другой вопрос: «Вот занимай вы должность губернатора или министра, кого бы вы скорее взяли к себе в непосредственное подчинение – людей, вам хорошо знакомых, преданных, но с весьма умеренными способностями управления или же совершенно незнакомых вам лично людей, но с репутацией хороших управленцев?» Думаю, что признак лояльности, скорее всего, возьмет верх над компетентностью.

По Харрисону, радиус доверия – это способность отождествлять себя с другими членами общества, сопереживать, радоваться успехам другого и огорчаться неуспехам – вот что определяет доверие. В большинстве отсталых стран радиус доверия преимущественно ограничен семейным кругом. Все, что находится за пределами семьи, обычно вызывает чувство безразличия и даже враждебности. Для такого рода обществ обычно характерны непотизм и другие виды коррупции. Примерно то, что мы и видим сегодня вокруг. Картина удручающая – наши люди изначально, на уровне культурного кода, не верят в труд, приносящий благополучие и счастье, не верят в возможность праведного богатства, не сильно сопереживают и доверяют друг другу. А жизнь чаще подтверждает, чем опровергает их представления. Что же делать, как жить дальше? Андрей Кончаловский отмечает, что до тех пор, пока мы будем думать, что культуру можно регулировать экономическими законами, мы будем заблуждаться. И приводит такой пример:

Правительство предложило даром раздавать земли на востоке страны, видимо, предполагая, что люди побегут туда, возьмут ее и начнут сами обрабатывать. Правительство тем самым продемонстрировало незнание русского культурного кода – люди возьмут и продадут землю китайцам! Пока мы не поймем, кто мы, что нами движет и как можно модернизировать сознание русского человека, никакие экономические законы и никакая основанная на них модернизация невозможна. Нужно заниматься изучением составных частей русского характера, русского менталитета, нужно буквально заниматься генами.

Александр Аузан настроен более оптимистично. Да, отмечает он, наша страна за XX век не смогла сделать конкурентоспособный автомобиль, холодильник и телевизор, но смогла сделать космический корабль, атомную бомбу и гидротурбину. И далее смело утверждает:

…При этом наборе характеристик можно успешно производить уникальные продукты малыми сериями – быть этаким общемировым Левшой – и невозможно производить массовые серии. При нынешних условиях наш путь модернизации на ближайшие десять лет – вложение в опытные производства и креативные индустрии.

Надежда Лебедева отмечает, что русский национальный характер в своих базовых основах мало меняется – все та же жажда чуда и страстная готовность послужить идее всеобщего блага. И далее:

Самое главное – чем наполнить эту потребность в великой, мессианской идее, – ведь русский человек на малое не согласен. И это – подспудное знание русского народа о своей особой миссии. Именно на этой идее – жертвенного служения миру, спасения мира – ярче всего раскрывался русский национальный характер, поднимаясь до высот духовного подвига и самоотречения. Главное теперь – сберечь дыхание на долгую дистанцию, не соблазняться на дешевые посулы быстрого успеха. Создать условия для свободной, творческой и очень интенсивной работы для молодых. Они к этому готовы. Они хотят реализоваться и хотят жить достойно.