Михаил Таратута - Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных

Как ни популярны были коммунисты, у них всегда хватало недоброжелателей. Еще до появления компартии многие группы, ставшие позднее ее главными противниками, вели отчаянную борьбу с другими радикалами. Многие лидеры этих групп сделали борьбу с коммунизмом не только своей карьерой, но и смыслом жизни. От большинства американцев, также не питавших никаких симпатий к коммунистам, их отличал крайний фанатизм. По сути, они были зеркальным отражением своих оппонентов.

Помимо традиционно правых политиков из стана консерваторов, эти группы были представлены бизнесом, боровшимся против профсоюзов, в которых тон часто задавали коммунисты; католической церковью, которая, помимо идеологического противостояния безбожникам, видела в коммунистах соперников за влияние среди иммигрантов из Восточной Европы. В рядах антикоммунизма значились и многие другие группы и ассоциации. Но самое важное место среди них занимали коммунисты-отступники, бывшие члены компартии. Многие из них занимали в партии достаточно высокие посты и могли рассказать о ней то, что не оставляло сомнений в ее вредоносности для Америки. Именно они позднее становились главными свидетелями на процессах и слушаниях против коммунистов.

Как бы то ни было, ко второй половине 1940-х годов антикоммунистические группы, хотя и не связанные организационно, представляли столь мощное движение, что уже были в состоянии навязать Америке свой курс. В основе их аргументации лежал посыл о том, что коммунисты ведут в стране подрывную деятельность в пользу иностранного государства, смертельно угрожая национальной безопасности Соединенных Штатов. Шпионское дело супругов Розенберг и целый ряд других подобных процессов служили тому наглядной иллюстрацией. Словом, основания для беспокойства, конечно, имелись.

Другой вопрос, сколь в действительности велика была «красная угроза» для Америки? В конце концов, популярность и влияние коммунистов в Западной Европе в разы превосходили возможности их единомышленников в США. И ничего, Европа не обрушилась. В Америке проблема виделась иначе, что постепенно превратило антикоммунизм – не более чем лишь одно из политических учений – во всеобщую паранойю.

Но едва ли антикоммунистическая лихорадка, поднятая общественными лидерами и организациями, даже при поддержке прессы, вылилась бы в общенациональную одержимость, не включись в эту игру государство. С конца 1940-х и почти все 1950-е годы в этой игре, стоившей тысячи сломанных судеб, приняли участие чуть ли ни все государственные институты. Конгресс, Госдеп, суды, все подразделения правоохранителей во главе с ФБР, даже почтовая служба – все было брошено на борьбу с коммунизмом. И это при том, что многие конгрессмены, высокие чиновники, да и сами президенты (сначала Трумэн, а потом Эйзенхауэр) при всем их неприятии коммунизма, отнюдь не были фанатиками борьбы с ним. Но они были политиками. Они видели угрозу советской экспансии в Восточной Европе, других регионах и были вынуждены отвечать на нее. Ответ требовал грандиозных ресурсов. Измученная войной и десятью годами Депрессии, Америка должна была быть психологически готова принять новые жертвы. Для этого нужен был враг, страшный враг. И не абстрактный за тридевять земель, а свой, домашний, которого можно вживую предъявить разгневанной публике.

Искать такого врага не пришлось – он стоял за порогом. Можно сказать иначе: он стоял за кулисами сцены. Начинался новый акт драмы, в которой ему отвели роль главного злодея. И зрители были готовы к его появлению. Когда в 1949 году на этой сцене поднялся занавес, публика, потирая ладошки от нетерпения, наблюдала за процессом над 11 лидерами компартии. Этот процесс разительно отличался от прежних шпионских дел, за которыми, пусть и с разной степенью доказанности, все же стояли реальные уголовные преступления коммунистов. На этот раз коммунистов судили не за действия, а за инакомыслие. Им было предъявлено обвинение в том, что «они стали участниками заговора по созданию Коммунистической партии и умышленно распространяли и пропагандировали идеи марксизма-ленинизма», что, как утверждало обвинение, имело целью «насильственное свержение правительства Соединенных Штатов». В качестве вещественных доказательств приводились изъятые книги: «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, «Государство и революция» Ленина, «Основы ленинизма» Сталина.

Этот процесс превратил инакомыслие в преступление, а политических диссидентов, то есть коммунистов, – в уголовников, вовлеченных в заговор против Америки и направляемых из Москвы. Именно тогда во весь рост над страной нависла тень маккартизма. Хотя, конечно, признаки надвигающегося кошмара стали появляться еще раньше, вскоре после войны. В их числе подписанная в 1947 году Трумэном программа проверки федеральных служащих на лояльность. Она предписывала в случаях, когда имелись основания подозревать служащего в нелояльности правительству США, немедленно увольнять подозреваемого. По существу, это означало получить «волчий билет» – ни один работодатель в здравом уме не стал бы нанимать уволенного по этой статье.

В том же 1947 году особенно отличилась и Комиссия палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности, когда предприняла поиск коммунистов в Голливуде. Результат – десятки, а позже и сотни людей потеряли работу. Позднее аналогичные комиссии появились и в сенате США. Одну из них – Сенатский постоянный комитет по расследованиям – в 1953-м и 1954-м годах возглавлял пресловутый Джозеф Маккарти. Свою деятельность на этом посту он начал с поиска коммунистов на радиостанции «Голос Америки». Затем в поле его зрения попала Библиотека Госдепартамента, потом другие учреждения, пока он не сломался на армии.

Спустя 20 лет стало известно, что за многими слушаниями этой и других комиссий стояло ФБР. Оно снабжало комиссии компроматом, часто добытым с нарушением всякого законодательства: тайные обыски, несанкционированные прослушки, фальсификация вещественных доказательств, давление на свидетелей… О верховенстве закона речь там давно уже не шла. Выяснилось и то, что пружиной кошмара, накрывшего страну, был глава ФБР Эдгар Гувер. И было бы гораздо точнее окрестить ту эпоху не «маккартизмом», а его именем – «гуверизмом».

Между тем атмосфера в Америке накалялась. Многие частные компании бежали, что называется, впереди паровоза. Они частным образом нанимали следователей, которые проверяли их персонал на причастность к левым организациям или даже просто на инакомыслие. Для увольнения достаточно было одного только подозрения. По стране пошла волна доносительства. Доносили на соседей, сослуживцев, просто знакомых. Одни – потому что видели коммунизм в любом спорном суждении и искренне полагали, что этот человек может быть врагом Америки. Другие – потому что спасали собственную шкуру, давая показания на слушаниях одной из комиссий. И конечно, были доносы из соображений сугубо личных – карьерных, финансовых и пр. Страной овладел страх. Под чистки попадали не только реальные члены компартии и других левых организаций, но и просто сочувствующая, то есть лево-либеральная публика. Среди нее были имена, гремевшие на весь мир: Альберт Эйнштейн, Чарли Чаплин, создатель атомной бомбы Роберт Оппенгеймер, композитор Леонард Бернстайн, драматурги Артур Миллер и Лилиан Хелман, режиссер Стэнли Крамер, – список был огромен.