Михаил Таратута - Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных

Такой виделась губернатору и его спутникам духовная миссия, с которой авангард пуританской общины покидал родину. А родина, похоже, ничуть не печалилась, расставаясь со своими сынами. Пуританам, самой ортодоксальной и даже фанатичной ветви движения Реформации, не находилось места в современной им Англии. Собственно, они и не пытались вписаться в тесные стойла государственной Англиканской церкви, напротив, они ей убежденно противостояли. Они противились вмешательству светской власти в церковную жизнь, осуждали ее иерархию, обрядовые и декоративные излишества, другие неизжитые реликты католичества – в общем, многое из того, что являло собой англиканство. Но что значит противостоять государственной церкви, когда ее главой является сам король?! Нет, в Англии пуритане были явно не ко двору. Для многих из них открывавшиеся возможности освоения Нового Света представлялись даром свыше, возможностью вдали от погрязшей в грехах Англии создать свой «Град на Холме», свое идеальное общество, царство духа, справедливости, разума, который станет путеводной звездой для всего человечества. В этом видели свою исключительную богоданную миссию пуритане и готовились к ней со всей протестантской основательностью.

История зарождения Соединенных Штатов и в самом деле исключительна, как и цели, к которым стремились первые колонисты. Ни одна другая страна в мире не создавалась с чистого листа на основе если не плана, то определенных идей, тем более идей, устремленных к высшим духовным ценностям (большевистский проект не в счет, хотя бы уже потому, что он как раз противостоял духовным исканиям). Пусть «Град на Холме» так и остался недостижимой мечтою, но устремления пуритан были отнюдь не бесплодны. Как ни странно, именно пуританской ортодоксии Америка обязана появлением практического гражданского законодательства, а характерные черты их жизненного уклада, в том числе представления о федеративном устройстве, предвосхитили особенности политической жизни Америки на последующие века.

Шли годы, сменялись поколения, ширились старые колонии, появлялись новые. Число колонистов постоянно росло. За 150 лет, к моменту Войны за независимость (1775 год) в Новом Свете было основано 13 английских колоний, население которых разрослось до 2,5 миллиона человек. С рождением же республики, свободной от владычества британской короны, «американская мечта», манившая переселенцев в предыдущие годы, приобретает новый блеск, особую привлекательность. Смена поколений и все прибывающие потоки иммигрантов (теперь уже не только из Англии, но и других стран Европы) неизбежно размыли некогда непререкаемую ортодоксию пуритан. Великая идея «Града на Холме», придававшая смысл жизни первым колонистам, постепенно уступила место повседневным заботам. Нет, она не исчезла, но переместилась с вершин, направлявших всю жизнь пуританской общины, в область частных размышлений философов, теологов и романистов, оставив остальным лишь туманный шлейф ощущений исключительности их новой родины.

Но пока одни абстрактно размышляли, а другие что-то там туманно чувствовали, политики нашли идее американской исключительности вполне практическое применение. Ведь даже те, кто творит абсолютное беззаконие и произвол, совершает преступления, даже они нередко стремятся найти оправдание своим поступкам, объяснить самим себе мотивацию своих действий. А тут политика целого государства! Конечно, расширение территорий и захват земель у индейцев, порой в тяжелых боях и с многочисленными жертвами, как-то объяснялись естественной борьбой за жизненное пространство для все разрастающегося населения. К примеру, видный политик своего времени (сенатор, госсекретарь, вице-президент при разных администрациях) Джон Кэлхун, не мудрствуя лукаво, отмечал, что «страсть к расширению всегда была основным законом человеческого общежития».

Но было в подобных рассуждениях что-то поверхностное, недосказанное, какой-то изъян. Отъем земель у коренных жителей, да еще силовой, вроде бы нарушал священное право собственности. Но, с другой стороны, о каком праве можно говорить, когда речь идет об индейцах. Где это право за ними закреплено, да и вообще, кто такие индейцы? Это же дикари, не совсем люди, они примитивны, злы и агрессивны по отношению к цивилизованному человеку. Тут уместнее говорить о том, как лучше подавить их сопротивление, а не об их праве. Не станет же человек в здравом уме всерьез обсуждать юридическое право волчьей стаи на ее ареал обитания!

Между тем стычки с индейцами, переходившие порой в настоящие войны, продолжались, и немало крови было пролито с обеих сторон. А пролитая кровь требовала не простых ответов, а чего-то значительно большего. Возможно, не так прямолинейно, но, видимо, где-то на этом поле рождались объяснения территориальной экспансии, силовому освоению все новых и новых земель. Предлагаемые основания хотя и были вполне прагматичны, но звучали уж очень грубо и приземленно, не было в них полета духа, пафоса великой идеи, которая оправдывала жертвы и которую с гордостью можно передать потомкам. Не было идеи, подобной той, что была у первых пуритан, трудившихся над своим «Градом на Холме» во славу Создателя.

Тем временем экспансионистские аппетиты постоянно росли, Америка все чаще устремляла взоры теперь уже не только к землям, принадлежащим индейцам, но и другим государствам, чему в немалой степени способствовала вошедшая тогда в моду «теория естественных границ». Это была очень удобная теория. Каждый раз, претендуя на ту или иную территорию, политики объясняли это тем, что эти земли входят в «естественные границы» Америки, отведенные Творцом, что доказывалось мутными аргументами вроде некоей «географической симметрии» и другими столь же невнятными доводами.

Во времена более религиозные, чем наше, серьезным в этой теории выглядел только один аргумент – Воля Творца. К тому же это перекликалось с убежденностью первых колонистов-пуритан в божественном предназначении их миссии. Спустя 200 с небольшим лет после знаменитой проповеди Джона Уинтропа политик и журналист Джон О’Салливан с предельной ясностью сформулировал представления современного ему политического класса об исторической роли Соединенных Штатов. В статье, опубликованной в 1845 году, он, в частности, писал о правах США на Техас и Орегон:

Американские притязания основываются на том, что нам предначертано судьбой распространить свое владычество на весь континент, который дарован нам Провидением для развития величайшего эксперимента по установлению свободы и федеративного самоуправления.

Эти представления он назвал Manifest Destiny, что на русский часто переводится как «Божественное (иногда Явное) Предназначение» или «Предначертание Судьбы». За этими словами стоит мысль о том, что присоединение прилегающих к США земель неизбежно и является всего лишь исполнением миссии, возложенной Провидением на американскую нацию. Такова изложенная вкратце теоретическая часть доктрины «Божественного Предназначения».