Михаил Таратута - Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных

Что ж, в этом смысле наследственность нам и в самом деле досталась неважная. История подсказывает, что так Россия жила всегда – коррупция процветала и при царях, и при советской власти, чтобы там ни говорили об особой большевистской нетерпимости к мздоимцам. Так чего же требовать от времен нынешних?!

Мне приходилось читать, что разложение русских элит началось с нашествия Золотой Орды. С этого времени русским князьям приходилось считаться не с вече, то есть народным собранием, а с мнением ордынских ханов и их наместников. Завоевать их расположение и получить ярлык на правление помогали подношения. И чем дороже бывали подарки, тем увереннее росли шансы на благополучный исход прошения. Можно, конечно, называть подношения формой уважения к властителям, что было в обычаях того времени. Но сегодня, когда за получение властных полномочий приходится платить, мы видим в этом откровенную взятку. Мы также знаем, что те, кто вынужден регулярно давать взятки, для кого это становится нормой, психологически расположены к тому, чтобы взятки и получать. Считается, что ордынские обычаи подношения облеченным властью после владычества татаро-монгол превратились на Руси в обязательное правило.

Не сомневаюсь, что восточное нашествие оставило свой след в русской культуре. Но все же подозреваю, что невинность элит была утеряна гораздо раньше, еще до того, как завоеватели вступили на русскую землю. Впрочем, не так уж и важно, с чего именно коррупция начиналась, важнее то, что способствовало ее расцвету.

Само понятие коррупции предполагает наличие чиновников, число которых на Руси, как и повсюду в мире, разрасталось по мере роста самого государства и укрепления государственности. Но штука в том, что до XVIII века чиновная братия жалованья не получала, а жила «кормлением от дел», то есть за счет подношений – когда деньгами, когда натурой – за свои услуги. Исключением была только Москва, да и то лишь эпизодически. Но и московским «кормление от дел» не возбранялось. И только Петр I впервые ввел твердые оклады для всех чиновников по всей стране. Принятие подношений стало считаться преступлением.

Но проблема России всегда была в ее непоследовательности. С одной стороны, введя жалованье чиновникам, Петр I карал за взятки нещадно – вешал, выдирал языки и еще бог весть что. Но из-за частых войн казна истощилась и не всегда могла выплачивать жалованье. Лишившись единственного на ту пору средства к существованию, чиновники волей-неволей были вынуждены возвращаться к «кормлению», неиссякаемому источнику, проверенному столетиями. И вот она, российская особенность: в положение государевых слуг никто входить не собирался, и взяточничество по-прежнему оставалось в числе тяжких преступлений.

Со смертью Петра I уже на следующий год эта ситуация и вовсе разворачивается в обратном направлении. Вдова императора Екатерина I постановляет, что жалованье отныне будет выплачиваться только министрам, «а приказным людям не давать, а довольствоваться им от дела по прежнему обыкновению от челобитчиков, кто что даст по своей воле, понеже и наперед того им жалованья не бывало, а пропитание и без жалованья имели».

Шли годы, уверенное правление Петра I сменилось неопределенностью эпохи дворцовых переворотов. Власти, пребывавшей в постоянных интригах и заговорах, было не до чиновников, понятие жалованья окончательно ушло в прошлое, а порядок «кормления от дел» вновь приобрел естественный и вполне безопасный характер. И только Екатерина II еще в начале своего правления позаботилась о том, чтобы возобновить чиновникам регулярное содержание, которое на этот раз выплачивалось вовремя и было намного выше установленного при Петре I. Мне попалась на глаза любопытная статистика: Екатерина и вправду была щедра. Годовой средний оклад служащего в 1763 году составлял 30 рублей в уездных, 60 рублей в губернских и 100‒150 рублей в центральных и высших учреждениях. При этом пуд зерна стоил 10‒15 копеек.

При всей склонности к фаворитизму и растрате государственной казны на своих любовников императрица проявляла крайнюю нетерпимость к коррупции подданных. Полагая, что она обеспечила чиновную братию неплохим содержанием, столкнувшись с самоуправством «слуг государевых», она была возмущена до глубины души. Екатерина писала в своем указе:

Сердце Наше содрогнулось, когда Мы услышали, что какой-то регистратор Яков Ренберг, приводя ныне к присяге Нам в верности бедных людей, брал и за это с каждого себе деньги, кто присягал. Этого Ренберга Мы и повелели сослать на вечное житие в Сибирь на каторгу и поступили так только из милосердия, поскольку он за такое ужасное преступление по справедливости должен быть лишен жизни.

И при Петре I, и при Екатерине II наказания за взятки, конечно, бывали суровыми. Но мы знаем, что суровость наказания, может, и останавливала самых осторожных и самых трусливых, но еще никогда не решала саму проблему преступности, особенно когда речь шла об одной из сильнейших человеческих страстей – алчности. В Китае, как известно, до сих пор коррупционеров лишают жизни. Но на место казненных приходят новые. Возможно, по этой или другим причинам Александр I особого внимания на взяточников не обращал, берут – ну и пусть себе берут. Его преемник Николай I к мздоимцам был более строг, но главным образом к крупным коррупционерам, а на всякую чиновную мелочь безнадежно махнул рукой.

Государство тем временем матерело, армия чиновников росла, а вместе с ней разрастался и маховик мздоимства. Особого размаха коррупция достигла с наступлением промышленной революции и развитием капитализма. Последующие монархи – кто более решительно, кто менее – как и Николай I, тоже пытались с этим как-то бороться, но, видимо, чувствуя безнадежность своих усилий в конце концов отступали. И так до самой революции.

Большевики взялись за дело резво, коррупция была приравнена к контрреволюционной деятельности и каралась расстрелом. Что, впрочем, не мешало весьма ответственным товарищам в их же собственных рядах с риском для жизни вымогать взятки. Кстати говоря, с наступлением новой эры число чиновников увеличилось в разы, а вместе с этим и поле для коррупции. В 1913 году на 1000 жителей их было 1,63; в 1922 – уже 5,2; в 1940 – 9,5; в 1950 – 10,2. Как бы кто ни ностальгировал по жесткой сталинской дисциплине, как бы ни романтизировал советский период, но коррупция в Стране Советов не прекращалась ни на минуту.

Большие деньги вертелись среди больших людей, которых периодически сажали и, случалось, приговаривали к высшей мере. Рядовым же гражданам все это не было очень заметно. О коррупции в верхах за самым редким исключением не писалось в газетах и не говорилось с экранов, преступления этого рода были объявлены родовой болезнью буржуазных стран, но никак не социалистических. А вот мелкие взятки вроде подношения за прием в вуз с непременной оговоркой «пережитки прошлого» могли стать темой для фельетона, статьи или спектакля в числе других отдельных недостатков вроде головотяпства, кумовства, пьянства или «несунов» [17] Старшее поколение помнит, что в СССР было обычным, но, конечно, незаконным делом приносить с предприятия то, что может понадобиться в хозяйстве или принести доход. Мелких воришек называли несунами. Поразительно то, что морального осуждения в массе народной это не встречало. . Случалось, и против таких взяточников тоже открывали уголовные дела, но в этом не виделось проблемы, не чувствовалось государственного масштаба.