Михаил Таратута - Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных

Бытовая коррупция, то есть взяточничество на уровне мелких чиновников, в силу бедности населения и постоянного дефицита товаров и услуг приобрела в СССР совсем уж экзотическую для ХХ века форму. В эти отношения была вовлечена какая-то часть сельского и определенно большая часть городского населения, хотя преступлением это не считалось ни в глазах людей, ни с точки зрения закона. Эти отношения (старшее поколение прекрасно помнит) назывались блатом. Говоря проще, существовал бартер между людьми, обладавшими хоть каким-то доступом к товарным ресурсам или услугам. Тогда бытовало выражение «человек со связями», и все точно понимали, что это означает. Врач мог проявить особое внимание к пациенту, который в ответ мог отблагодарить его дефицитными билетами на популярный спектакль, но для этого пациенту пришлось бы соединить человека с театральными связями с директором продуктового магазина, на складах которого имелись дефицитные товары «не для всех». Такие цепочки строились постоянно в самых невероятных комбинациях. Но тем, кому совсем уж нечем было ответить на получение заветного дефицита, приходилось действительно туго.

Со сменой строя и наступлением эпохи рынка от товарного дефицита, понятно, не осталось и следа, в то время как коррупция приобрела более современную форму. За услуги положенные, а еще больше неположенные, просто стали платить – наличными, офшорными счетами или долей в бизнесе. Переформатированная практика недавнего прошлого, помноженная на распродажу оставшейся от советских времен госсобственности и ресурсов, безнаказанность и девальвацию нравственных ориентиров – все это, как мы знаем, привело к невиданному размаху коррупции, от самого верха до самого низа. А точнее сказать, к 131-му месту по шкале Transparency International.

Печально, конечно. В утешение могу лишь напомнить, что в истории Соединенных Штатов были времена, когда по уровню коррупции Америка мало чем отличалась от России сегодняшней, а может, даже и превосходила ее. Хотя, если вспомнить, с чего начиналась эта страна, кем были люди, заложившие первые камни в ее основание, – а это были пуритане, самая ортодоксальная и даже фанатичная ветвь движения Реформации – казалось бы, о какой коррупции в Соединенных Штатах может идти речь! Но пуританская чистота нравов была с годами размыта новыми поселенцами, а позднее иммигранты со всех концов света привозили в Америку и свою культуру, в том числе не лишенные коррупционного духа традиции.

Тут еще подоспели промышленная революция и появление нового класса деловых людей, отягощенных не столько моралью, сколько получением прибыли. Подозреваю, что это – неизбежные издержки становления рыночной экономики, что-то вроде входного билета в капитализм, какие бы разные пути к нему ни вели. Свой путь первичного накопления Америка проделала полтора века назад, чтобы сегодня занять место в двадцатке наименее коррумпированных стран. Скорее всего, и Россия была бы где-то неподалеку, если б большевики не нарушили ход истории, утащив страну в дебри своих утопий.

Возвращаясь к американцам, могу сказать, что за 12 лет жизни в калифорнийском городе Сан-Франциско лично мне ни разу не приходилось сталкиваться не то что со случаями вымогательства, а даже намеком со стороны чиновников или полиции на готовность получить взятку. О громких случаях коррупции я только читал в газетах, а о мелких знал со слов моего приятеля, владельца небольшой строительной компании. Ему приходилось предлагать под столом деньги в борьбе за подряд от города. В целом, однако, у меня не сложилось впечатления, что Калифорния – коррумпированный штат. Но я знал, что есть в Америке место, которое исторически славилось своей склонностью к откатам и вымогательству. Это – штат Луизиана, тот самый штат, где расположен город Новый Орлеан, знаменитый своим восхитительным джазом.

Зная, что проблемы этого города найдут полное понимание у нашего зрителя, я отправился за сбором материала для фильма на родину джаза к этому стойкому бастиону коррупции. Стойкому настолько, что эта беда обрела там форму расхожей шутки. «Мы, продажные луизианцы…» – улыбаясь, частенько приговаривал мой знакомый, уроженец этого штата, кстати, менеджер одной из крупнейших американских компаний. «Обычно люди заслуживают ту власть, которую имеют, – заметил в разговоре со мной редактор местной газеты Клэнси Дюбос. – Если они готовы мириться с коррупцией, у них будет коррупция. Если нет, у них в конце концов появится честная власть, потому что политики нечестны ровно настолько, насколько им это будет сходить с рук».

Замечание, конечно, верное, но как-то так получалось, что этому штату традиционно не везло с властями. Эту заразу завезли сюда еще его основатели – французы: чиновники и вельможи двора Луи XIV. Такова уж природа коррупции – она существовала повсюду и во все времена. Поэтому и говорить можно лишь о том, что в одних странах ее больше, в других меньше.

Отстаивая честь своего штата, окружной прокурор Джим Леттон не согласен, что Луизиана коррумпирована больше, чем другие штаты. «Другое дело, – говорил он, – что раньше, вплоть до недавнего времени, считалось, что отношение к коррупции у нас более терпимое, чем повсюду, что коррумпированные чиновники нас даже забавляли, поскольку мы переизбирали их вновь и вновь».

Так считалось до тех пор, пока по коррупции не был произведен первый сокрушительный залп, угодивший прямо в губернатора Луизианы Эдвина Эдвардса, который в течение 16 лет с небольшими перерывами избирался на этот пост. Все знали, что он взяточник, но поймать его было очень трудно, следов он не оставлял. Умнейший был человек и весьма изворотливый. И поразительно циничный. Он долгие годы грабил казну, излучая при этом море обаяния. Ничто не проплывало мимо его умелых рук. И уж тем более возможности, которые открывались в его родном штате после отмены запрета на азартные игры. «Пользуясь тем, что число лицензий на открытие казино было ограничено, – рассказывал мне окружной прокурор, – Эдвин Эдвардс со своими людьми элементарно вымогал взятки у бизнесменов, грозя расправой непослушным».

Между тем характеристика губернатора Эдвардса будет неполной, если не сказать, что он не только обкрадывал казну и вымогал взятки, но все-таки что-то и строил, что-то создавал, что-то делал для своего штата, а главное – умел об этом рассказывать избирателям. С такими людьми, как казалось, положительно ничего дурного случиться не могло. Так думали многие. Тем более что лет за 20 до того его уже пытались осудить, но безуспешно.

И вот тут начинается самое интересное, о чем мне поведал Говард Шворец из отдела борьбы с коррупцией ФБР (спасибо окружному прокурору, который помог мне добиться интервью в этом малодоступным для прессы ведомстве). «…Итак, как-то заходят в приемную ФБР два бизнесмена, – рассказывает Говард Шворец, – и сообщают информацию о том, что некий большой чиновник берет взятки, откаты и все такое прочее. Эти два человека с улицы дают ФБР показания, которые позднее приводят к аресту губернатора». Я задал агенту Шворецу сокрушительный для российских реалий вопрос: «Что значит идти против хозяина штата? Пытался ли губернатор или еще кто-то оказать давление на ФБР?». – «Давление на ФБР? – пожал плечами агент. – Нет, давления не было. Совершенно искренне могу сказать, что за все 17 лет работы ни я, ни мои коллеги – у нас никогда даже не обсуждалось, что будет, какие политические последствия может повлечь то или иное расследование… Трудно ли нам? Да, трудно. Чем выше чины, чем выше вы забираетесь, тем деликатнее должно вестись расследование, тем труднее собирать доказательства».