Аркадий Ваксберг - Белые пятна

Я полностью с ним согласен. Не может! В смысле: не должен. В смысле: не вправе. Два эти слова — «хулиган» и «депутат» — рядом не умещаются. Их соседство оскорбительно. Оскорбительно и преступно.

И какой же из этого вывод? Думается, только один: если встретится вдруг — среди сотен тысяч избранников, честно и добросовестно исполняющих почетный свой долг, — если встретится вдруг среди них оборотень с таким же мандатом в кармане, как можно скорее разоблачить его, отринуть, очиститься, подвергнуть суду. Публичному и суровому. Ибо он не просто совершил преступление, а бросил тем самым пятно на власть, которую — по чьей-то ошибке, по недогляду чьему-то и благодушию — он до сих пор представлял.

Но чтобы так поступить, надо быть человеком высоких принципов и бескомпромиссной верности правде. Верности нашим идеям — не на словах, а на деле. Если этого нет, поступают иначе. Спускают на тормозах. Воюют с «ажиотажем». Замазывают и затирают. Лишь бы не было шума. А как расценят вокруг беспринципную трусость, какой нравственный урок извлекут — дело десятое. Лишь бы сошло!..

Так ведь не сходит. И не сойдет. Невероятно вырос уровень сознательности наших людей. Их личная причастность ко всему, что происходит в родном доме. Их достоинство. Взыскующая и непримиримая жажда истины. Справедливости. Чести. Их ненависть к вседозволенности, к наглой барственной спеси, позволяющей не считаться ни с законом, ни с совестью, ни с нормами нашей морали, ни с общественным мнением. Отгородиться от правил, по которым должен жить каждый, — биографией, званием, положением или мандатом.

Сколько бы ни старался тот или иной беспринципный чинуша «смягчить», «загладить», «срезать углы» — ничего не получится. Гласность способна противостоять любому нажиму, уверенность в своей правоте — шантажу и угрозам.

Педагогов услышали. Дело пошло в суд. Правда, рассматривалось оно не в большом помещении, как было бы нужно для общего блага, а келейно и второпях. Да и понятно: судили Сановникова совсем не за то, что реально он совершил. Убийство по неосторожности — такой была формула обвинения, таким и был приговор.

В суде Сановников виновным себя не признал. Даже в случайном убийстве. Решительно, абсолютно ни в чем! Наступление, как известно, — лучший вид обороны. Из этого исходя, и витийствовал на судебной трибуне директор спортшколы. В его прочувствованном слове погибший предстал уже не просто подвыпившим пешеходом, а хулиганом, напавшим на хрупкую легковую машину и ее пассажиров. Буянившим даже потом, в больнице, на смертном одре… «Сановников оборонялся, средства обороны были соразмерны средствам нападения!» — восклицал адвокат Игнатьев, оправдывая тем самым не только своего подзащитного, но и совершенное им преступление, поступаясь основой основ своей благородной, гуманной профессии.

Обвинитель так далеко не пошел. Прокурор Ломакина нашла более скромное объяснение поступку директора: «Все водители реагируют нервно, когда задевают их машину». Эта «максима», дающая индульгенцию «нервным водителям», должна была объяснить, почему преступление, совершенное из побуждений заведомо хулиганских, скромно объявлено «конфликтом на почве личных недоразумений».

Стоило только раз отступить от закона, только раз хоть в одном документе пойти на обман, и уже неизбежно приходилось обманывать снова, все дальше и дальше погрязая во лжи: любое слово правды грозило рассыпать искусственную постройку, обнажить плохо сшитые швы.

Читаю ответ на жалобу Потемкиных — родителей и жены. Ответ — не им, а в Москву, в высокий, ответственный орган, откуда жалоба поступила. Под ответом — подпись: заместитель прокурора республики М. А. Кушников. «Неправильных действий со стороны работников милиции из материалов дела не усматривается», — сказано в этом письме.

А вот что действительно усматривается в материалах дела.

…На место происшествия прибыли работники милиции, участковые Егоров, Юдин и Павлов, а также заместитель начальника отделения Григорьев. Они не организовали охраны места происшествия, не приняли мер к установлению очевидцев преступления, не обеспечили своевременной медицинской помощи пострадавшему… Прошу принять надлежащие меры…

Ответы на все загадки, которых собралось так много, конечно, будут получены. Честно сказать, меня больше всего тревожит одна. Совсем уж непостижимая. Читатель, думаю, догадался: речь пойдет о враче.

Об этом очень трудно писать. Мы воспитали в себе — с полным к тому основанием — особое почтение к труду тех, на ком белый халат. Люди этой профессии имеют над нами безграничную власть: над здоровьем нашим, над жизнью. Я всегда с большой осторожностью отношусь к жалобам на плохое лечение, на неточный диагноз, на нечуткость и невнимательность медиков — понимаю, сколь тонка и мучительна работа врача, сколь сложны условия, в которых она идет, как пристрастны порой пациенты, как субъективно их мнение, субъективно и некомпетентно, как непомерны подчас претензии тех, кто страдает, кому не сумели помочь.

Тут, однако, мы встретились с ситуацией совершенно невероятной. Поистине исключительной. Врач, к которому привезли не вступающего в контакт («заторможенного», на языке медицины), неизвестно где и от чего пострадавшего, падающего больного, — вытолкал его вон! То есть, будучи на посту, отказался исполнить свой первейший врачебный долг. Ложная информация («Подобран на улице в состоянии опьянения») ничего не меняет, поскольку врач обязан лечить и правых, и виноватых, наказывать — дело не врача, а суда.

Вина травматолога установлена, даже в очень смягченном виде она выглядит так (цитирую документ, подписанный заместителем министра здравоохранения Чувашии П. П. Павловым): «… доктор Старшов В. И. проявил невнимательность (читай: грубость, самонадеянность и легкомыслие. — А. В. ), провел поверхностное исследование (читай: вообще никакого. — А. В. ), не принял мер по уточнению диагноза (можно ли уточнять то, чего совсем не было? — А. В. ), и тем самым больной с тяжелой черепно-мозговой травмой не был госпитализирован своевременно… Отправлен домой (читай: выпровожен на улицу. — А. В. )…»

И без моих комментариев это готовая формула обвинения. Есть для нее и статья: 172 Уголовного кодекса. Халатность! А может быть, и не только… Тем неожиданней вывод: послать учиться на курсы. Повысить квалификацию. Сейчас как раз повышает. Рядом, в Казани. К новому году вернется. Будет лечить больных. Я им не очень завидую…

Почему же и он — под защитой? Обладатель диплома с отличием, изменивший своему долгу. Клятве, повелевающей врачу — врачевать. Всех, кто в этом нуждается. Не считаясь ни с чем. Не слишком ли дорого обходится обществу гуманность к негуманному лекарю? Не слишком ли у этой «гуманности» цена велика: жизнь и здоровье людей?