Аркадий Ваксберг - Белые пятна

Слово этой свидетельнице — Таисии Максимовне Платоновой: «Около кафе «Русский чай» я увидела отъезжавшую машину «Москвич». Навстречу ей шли двое мужчин. Одного из них я узнала: это был Потемкин — учитель моей дочери. Мужчины дали дорогу машине. Когда та поравнялась с ними, я услышала стук, словно закрыли багажник. Машина резко рванула назад, из нее выскочил водитель и, ни слова не говоря, ударил Потемкина по голове, отчего тот упал как подкошенный. После удара у Потемкина пошла кровь из носа и уха…»

Это выражение — «упал как подкошенный» — употребят еще три очевидца: Комарова, Тимофеева и Чебукова. И добавят: уложив одного, воспитатель юных спортсменов — по всем правилам «вестернов» — тут же принялся за второго, но Краснов устоял…

«Что вы делаете?! — закричала Платонова. — Это же учитель. Он учит ваших детей».

Крик ее практического значения уже не имел: распростертое тело Потемкина недвижимо лежало поперек проезда. Из машины вылез наконец боксер Курегешев — на помощь другу. Вдвоем они «противника» легко одолели бы, да уже собралась толпа, и из дома напротив — там опорный пункт охраны порядка — спешил милицейский наряд.

Только тут Сановников понял, как видно, что ситуация осложняется. Он наклонился над жертвой, расстегнул ворот рубашки, стал тереть Потемкину грудь. Краснов оттаскивал его, кричал: «Не трогай!» Потом Сановников скажет: «Напарник бандита мешал мне оказывать первую помощь». И верно — мешал…

Несколько женщин протянули майору милиции А. Н. Григорьеву (он был старшим по званию) бумажки со своими фамилиями и адресами, чтобы дать впоследствии показания. Майор бумажек не принял, сказал: «Зачем собрались? Расходитесь!»

Не разошлись. Потемкин продолжал лежать на земле. Из толпы раздался голос случайно оказавшейся здесь Зои Георгиевны Кондратьевой — она по профессии фельдшер: «Истуканы, чего стоите?! У него же череп проломлен! Везите скорее в больницу…» Запомним: только по внешнему виду фельдшер — не врач! — тотчас поставила диагноз.

«Грузи! — приказал Григорьев Сановникову. — Добрось до больницы».

Сановников и Курегешев стали «грузить». Недвижимое тело не поддавалось. Да и дверь «Москвича» не слишком-то широка.

«Давай подтолкни!..»

Они толкали, толкали. Краснов кричал: «Вы не повезете! Не дам!» Его оттащили. Потом Сановников скажет: «Второй бандит продолжал мешать доставке в больницу…»

Краснова втолкнули в машину милиции, Потемкина повезли Сановников и Курегешев. Напрасно, я думаю, метался Краснов, не доверяя тем, кто увез близкого ему человека: хуже они сделать уже не могли. Дорого, наверное, дали бы, чтобы вернуть его к жизни, да, увы, это было им не дано.

В больнице Сановников сдал «груз» дежурному врачу Старшову. «Подобрал на улице пьяного», — объяснил он. «Пьяных не к нам», — запротестовал врач. «Мне милиция приказала», — возразил Сановников и исчез. ТЕЛЕФОНОГРАММА В МИЛИЦИЮ:

«…С носовым кровоподтеком и в алкогольном опьянении в травмопункт обратился (!) Потемкин В. Н., преподаватель средней школы № 9… После оказания медпомощи (так и написано! — А. В. ) отпущен домой».

Запись в медицинской карте травмопункта:

«На прием доставлен попутной машиной. Со слов водителя, подобран на улице… Диагноз: алкогольное опьянение, носовое кровотечение. Больной отправлен домой в сопровождении жены».

Поползли слухи: любимец детворы, один из лучших учителей города, в недавнем прошлом секретарь райкома комсомола напился средь бела дня, ни за что ни про что напал на чужую машину, набросился на водителя, скандалил и дрался, угодил в вытрезвитель. Своего «авторства» Сановников и не думал скрывать. Наоборот, ждал сочувствия: пострадал от рук хулигана…

А «хулиган», оболганный и истерзанный, мучительно умирал на операционном столе, искусственно поддерживаемый сложной системой реанимационных машин. Жизнь, в сущности, уже угасла, для того чтобы этот трагический факт стал юридическим фактом, оставалось остановиться сердцу.

Через двое суток остановилось. Эксперт Хромова дала заключение: «Смерть насильственная, наступила от закрытой черепно-мозговой травмы, сопровождавшейся переломом костей свода и основания черепа…»

Потемкин не приходил в сознание ни на один миг. Он так и не узнал, что в городе не нашлось человека, который поверил бы злобным наветам. Два дня прощалась школа с учителем. От мала до велика — все ученики. Их родители. Сотни «посторонних», для которых он был образцом доброты и порядочности, преданности делу и влюбленности в жизнь.

«Не нашлось» — это сказано, пожалуй, не точно. Нашлись! Все усилия следствие обратило на то, чтобы выяснить, был ли Потемкин пьян. Ни малейшего правового значения это все равно не имело (ведь и пьяных нельзя убивать!), и, однако, на доказательство клеветы бросили мощные научные силы. Кому было нужно и в могиле лягнуть чистого человека? Учителя, погибшего ни за что…

«Если алкоголя в крови не найдено, означает ли это, что его вообще не могло там быть раньше?» — задавал экспертам лукавый вопрос следователь Флеганов. Лукавый и не имеющий отношения к делу. Потому что задача следствия устанавливать то, что было, а не то, что могло бы в принципе быть. Им бы отвергнуть, экспертам, этот вопрос, защищая честь науки, которую они представляют. Не посмели. Предпочли подыграть… «Нет данных, — уклончиво отвечали кандидаты наук, — был ли алкоголь в крови Потемкина раньше. Но это не исключается, поскольку он мог улетучиться…»

Значит, все-таки мог!.. Клевета обретала «научную» почву. Смещались акценты, и как-то само собой получалось, что обвиняется вовсе не убийца Сановников, а убитый Потемкин.

Напрасно директор школы Тамара Ивановна Патюкова и двадцать три педагога писали, что до часу дня Потемкин не отлучался из школы. Напрасно поликлиника подтверждала, что потом он оформлял вызов врача к заболевшей Олесе. Напрасно свидетели объясняли, что видели его в магазине, а затем — на пути обратно, домой. И что между уходом из школы и смертоносным ударом прошло всего полчаса.

Напрасно! Гуляла молва, проникая то в один документ, то в другой. Это был главный козырь Садовникова, его надежда, его спасительная соломинка. Он хватался за нее с отчаянием обреченного и мертвой хваткой человека, которому нечего больше терять…

Он был депутатом городского Совета и председателем его постоянной комиссии по физкультуре и спорту, но после двухмесячной проволочки горсовет все же дал согласие привлечь Сановникова к уголовной ответственности.

Он был мастером спорта, но это высокое звание не спасало его от расплаты.

Он возглавлял детско-юношескую спортивную школу, но этот пост лишь усугублял его вину, поскольку убийца во главе воспитательного учреждения гляделся не просто ужасно — чудовищно.