Аркадий Ваксберг - Белые пятна

Убивать Соловьев не стал — отправил в командировку. И тут же велел заместителю Салихова — Н. М. Канафиной — выдать деньги Агабекяну. Но Салихов, как мы знаем, работал не «в рамках». Уезжая, предупредил: «Пусть хоть вешают — не плати!» Канафина так и сказала директору: «Хоть вешайте — не заплачу».

Можете ли вы представить себе ситуацию: люди, честно заработавшие не рубль, не сто и не тысячу, а целых семнадцать тысяч, мирятся с тем, что им их не платят? А «артельщики» наши смирились. Пошумели — и умолкли. В суд не пошли. К прокурору не обратились. Письмо в газету не написали.

Написали не они — а кто же? Директор! Тот самый, в чьи обязанности входит не пускать деньги на ветер — их экономить. Правда, написал не в газету — подчиненному своему прорабу Романову: выписать «артельщикам» дополнительные наряды! Не на семнадцать тысяч — на двадцать! Чтобы возместить им потери… И опять сорвалось: бухгалтерия подняла бунт…

Неутомимый главбух решил начать частный сыск. Если точнее — проверку, которую по службе должен был вести вовсе не он. И опять спрошу: а что делать, если должностные лица, в чью обязанность это входит, уклоняются от исполнения долга? Умыть руки, утешаясь тем, что, дескать, сигнализировал? Что остальное касается не его, а других?

Частный сыск дал результаты, превзошедшие все, что Салихов ожидал. Соловьев был представлен коллективу как человек, который покинул кресло директора совхоза «Шемшинский» исключительно «по состоянию здоровья». В каком-то смысле это было действительно так, если здоровьем считать не то лишь, чем занимаются врачи, но еще и то, что входит в компетенцию юристов.

Оказалось, только амнистия избавила там Соловьева от скамьи подсудимых за спекуляцию четырьмя автомашинами, хищение стройматериалов и злоупотребление служебным положением. Точнее, избавила медаль «За трудовое отличие», полученная им на том самом посту, которым он злоупотреблял: наличие этой медали позволило применить к нему амнистию и вывести из-под удара.

Тюрьмы тем самым он избежал, но кресла лишился. На целых полтора месяца: 28 июня был «освобожден по болезни», а 8 августа, как видно, оправился — получил новый совхоз, намного лучше первого, четырехкомнатную городскую квартиру. Стал депутатом Заинского райсовета. Первой же акцией его на новом посту как раз и было приглашение артели Агабекяна: с ней он успел хорошо сработаться в соседнем районе.

Итоги сыска огорчили главбуха. Огорчили, но не удивили. Он давно уже был убежден: руководителем крупного и недавно еще процветавшего хозяйства является опасный преступник — опасный и закоренелый. Уместно ли здесь слово «опасный»? Думаю, да: люди, использующие доверенные им ответственные должности в корыстных целях и в ущерб тому коллективу, которым руководят, представляют для общества особую опасность. Тем большую, если творят беззаконие у всех на виду, упиваясь неуязвимостью и торжествующе демонстрируя свою защищенность спинами благодетелей. Иногда — неведомых. Чаще всего — отлично известных городу или району…

К тогдашнему председателю Заинского горисполкома Салихов обращался множество раз: рассказывал обо всем, что написано выше. Конечно, гораздо подробнее. С множеством важных деталей. С цифрами и фактами в руках.

Что-нибудь изменилось после его рассказов? Ничего не изменилось. А могло измениться? Вряд ли. Что могло измениться, если Соловьев бесплатно снабжал председателя горисполкома совхозным медом? Не блюдечком — к чаю, а десятками (именно так!) килограммов…

Может что-либо измениться, когда представитель власти оказывается напрочь повязанным таким рыцарским даром? Пусть даже полученным один-единственный раз. Может ли молвить он слово против дарителя? Может ли быть к нему беспристрастным? Взыскательным? Принципиальным? Не получит ли в ответ — с полным к тому основанием: «Врачу, исцелися сам!»?

Как ни отбивался директор и его покровители от строптивого бухгалтера, пришло время плановой ревизии. Тянули, тянули, но надо же когда-нибудь проводить: на то она и плановая, чтобы состояться, раз подошел срок.

Ревизия обнаружила то, о чем множество раз говорил и писал главбух: фиктивные объемы якобы выполненных работ и завышенные ставки, по которым велся расчет. Не буду утомлять читателя обилием цифр. Достаточно, полагаю, вот этих: за восемь месяцев девяти «артельщикам» было начислено 95 тысяч рублей, а по сверхоптимальным ставкам полагалось начислить на 50 тысяч меньше.

Вы не забыли, надеюсь, что наш Соловьев — депутат райсовета. В решении райисполкома сказано коротко, без всяких мотивировок: «Согласия на привлечение к уголовной ответственности Соловьева Н. П. не давать…»

Соловьеву кажется, что теперь-то уж он в безопасности. Полной и окончательной. Но кажется так ему совершенно напрасно: заместитель прокурора республики Р. А. Аскаров увидел скрытые рычаги, мешающие свершиться правосудию, и исполнил свой долг. Постановление о прекращении дела отменено, но запрет исполкома остался…

Прокурор республики официально просит Заинский райсовет вновь рассмотреть вопрос о лишении Соловьева депутатской неприкосновенности. Райсовет продолжает упорствовать, доводы есть, и они впечатляют. Знаете, почему райсовет встал горой за преступника? Потому что «в совхозе успешно идет подготовка к весенним полевым работам». И еще потому, что «указанные действия (грабеж государства на полсотни тысяч рублей. — А. В. ) совершены в производственных целях». Вы хотите, чтобы я комментировал «аргумент» райсовета? Нет, увольте, пусть это сделает каждый сам для себя. Не думаю, чтобы мнения разошлись.

Да, читатель заметил правильно: не в первый раз пишу я о фактах из ряда вон выходящих — местная власть покрывает местных преступников, превращая почетный депутатский мандат в залог безнаказанности, в способ поставить себя выше закона.

Для чего даны депутату дополнительные гарантии безопасности? Лишь для того, чтобы мог он активно и беспрепятственно исполнять свой высокий общественный долг. И ни для чего больше. Не для того же, чтобы он грабил казну в свое удовольствие, извлекал выгоды из положения, попирал права подчиненных.

Неужели хоть кто-то надеется, что с мандатом в кармане ему все нипочем?

Прокурор республики с отказом, естественно, не смирился. Обратился в Президиум Верховного Совета Татарии. Нашел там полное понимание.

Следствие возобновлено. Но Соловьев не хочет сдаваться. «Я во всем прав, — заявляет он следователю, пишет прокурору, и выше, и выше, и выше… — Все мутит бухгалтер Салихов… Житья от него нету… Оградите ценного работника от выпадов злопыхателя… Я доказал свою преданность родине, а что доказал Салихов? Только то, что ему все не нравится…»